Шипка
Шрифт:
Он бежал первым, чувствуя за собой топот нескольких десятков солдатских сапог. Турки, только что не раз обманутые, замешкались, а Когда открыли пальбу, Суровов уже находился рядом с домом, куда перебежала и вся рота. Он распорядился начать обстрел противника: цели видны хорошо, бруствер редута полыхает огнем от красных фесок.
За домишком с белой крышей, стогом соломы и турецкими шалашами опять оказалось полным-полно прибежавших гренадеров и солдат других полков: видно, такой способ передвижения понравился. Суровов уже видел среди солдат не только унтеров, но и офицеров. Посчитав, что он не имеет права командовать — есть старше его чином, — Игнат тем не менее решил продолжить сближение своей роты с противником, а значит,
— Братцы! — изо всех сил крикнул Игнат, — Давай сюда! Тут никого нет!
За домиком и шалашами или услышали его голос, или увидели его сверкнувшую шашку. Ко рву тотчас устремились десятки людей. Суровов видел массу мчавшихся сюда рядовых, унтеров и офицеров. Не ожидая команды, они вцепились в землю редута: ковыряли ее штыками, срубали тесаками, гребли котелками, царапали камнями, осколками гранат… Надо было как можно скорее сделать какое-то подобие ступенек, чтобы подняться на ненавистный Большой редут.
Если бы в эти минуты кто-то из старших начальников задумал повернуть людей назад, его голос не был бы услышан: боевой порыв стал нетерпеливым и всеобщим. Карабкаясь по ступенькам, солдаты упорно поднимались на редут. Игнат Суровов в числе первых взобрался на насыпь и с криком «ура» бросился вниз. «Ура» грозно прокатилось под стенами редута. В рукопашную пошли все: солдаты, командиры. Вскоре перед глазами Игната взметнулся белый флаг.
Послышались возгласы:
— Они сдаются! Горный Дубняк в наших руках! С победой, братцы!
Солдаты с трудом остановились. Потом, словно опомнившись, стали подбрасывать вверх шапки, кричать «ура», обнимать друг друга.
IV
Вполне очевидно, что атака горно-дубнякских и телишских позиций не была прихотью или экспериментом генерала Тот-лебена и генерала Гурко. Если вести блокаду Плевны, то делать это надо основательно и надежно, закупорив любую, даже малую щель для связей с внешним миром. Только так можно оставить турецкий гарнизон без питания, снарядов, патронов и новых, свежих сил. Думающий полководец, Осман-паша давно это понял и поставил свои таборы с кавалерией и артиллерией по всему Софийскому шоссе — главной жизненной артерии, питающей его всем необходимым. Из своего многотысячного гарнизона он послал достаточное количество войск, чтобы укрепиться в Горном Дубняке, Дольном Дубняке и Телише — пунктах, стоящих на шоссе и занимающих выгодные высоты. Командующий корпусом Шефкет-паша укрепил соседние стратегические пункты: Радомирцы, Блесничево, Яблоницу, Орха-ние и Златицу. Без занятия хотя бы части этих пунктов планы блокады Плевны оставались бы красивой, но бесплодной мечтой. Случись такое — турки привели бы в порядок свои расстроенные и потрепанные части и опять свели бы на нет все атаки русских войск.
Штурм Горного Дубняка, пусть и не сразу, но привел к немалой удаче. В плен сдался Ахмет-Хивзи-паша, а с ним две тысячи триста отборного войска, не считая раненых. Русским войскам достались богатые трофеи, в том числе и новейшие крупповские орудия. Под Телишем дела сложились трагически: лейб-гвардии егерский полк удачно произвел рекогносцировку турецких позиций и даже овладел некоторыми ложементами, но дальше не пошел; после этого егеря стали нести куда большие потери, чем в момепт атаки, — ложементы превратились в своеобразную ловушку. Отчаявшиеся егеря попытались атаковать главный редут, но их встретил огонь такой силы, что ничего не оставалось делать, как залечь под носом противника, в сотне врагов от его редута. Потеряв до тысячи солдат и офицеров, полк отошел на исходные позиции.
Большие потери русские понесли и под Горным Дубняком. И гибла не «серая скотинка» — обыкновенная армейская пехота, гибли егеря и гренадеры, лейб-гвардия государя императора, его гордость и опора. За это надо было держать строгий ответ, и генерал Гурко получил сердитое внушение от августейших особ. Нужно было подумать о дальнейших действиях.
Под Телиш генерал перебросил и гренадер, и остатки егерей, но положился в новом бою на артиллерию. Шесть пеших и четыре конные батареи заняли свои позиции неподалеку от турецких укреплений. Семьдесят два орудия нацелились на злосчастный редут. Десять тысяч снарядов лежали в ровиках, каждое орудие могло послать по двести сорок шрапнелей и гранат — такого еще не было с начала кампании.
Пехоте отводилась скромная роль: окружить телишские укрепления с трех сторон, окопаться тысячи за две с половиной шагов от редута и ждать, чем кончится артиллерийская пальба.
Подпоручик Игнат Суровов, все еще командовавший ротой гренадер, повел своих людей к пригорку, чтобы окопаться и тотчас залечь в безопасных траншеях.
На это ему не потребовалось и двух часов.
Занимая позиции и окапываясь, Игнат Суровов все время посматривал на артиллерийского капитана, спокойно Отдающего распоряжения. У капитана был ястребиный нос и пушистые бакенбарды, чем он издали напоминал генерала Скобелева. Это ли сходство со Скобелевым или что-то иное, но капитан показался Игнату очень знакомым. «Мало ли бывает знакомых на войне!» — попытался отмахнуться Суровов, но чувство беспокойства не проходило. Где же он видел этого человека? Неожиданно он вспомнил Систовские высоты, турок, изготовившихся Для внезапной атаки, своих артиллеристов, не ждавших этой атаки. Среди них находился и этот офицер, правда, тогда поручик, с красивым орлиным носом и бакенбардами. Не жить бы ему на свете — не подоспей вовремя Игнат Суровов!
Он пришел на позицию к артиллеристам и спросил с улыбкой:
— Вы меня не помните, господин капитан?
— Нет, — сознался капитан, вглядываясь в лицо подпоручика.
— Як вам с запиской от ротного Бородина прибегал, — сказал Суровов. — На Дунае, помните? Вас турки побить готовились.
— О, такое не забывается! — радостно воскликнул капитан. — Вы тогда, если не ошибаюсь, были рядовым?
— Офицерский чин у меня за Третью Плевну и Георгий вот этот, — ответил Суровов. — Спасибо генералу Скобелеву. А вот этот Георгий за вас, господин капитан… За то, чТо из беды выручил.
Капитан Стрельцов нагнулся и поцеловал Георгиевский крест Суровова, а потом расцеловал и его обладателя.
— Спасибо, — сказал он, — тогда не было времени отблагодарить! Значит, из-под Горного?
— Оттуда, — ответил Игнат.
— Там у вас успех, а мы!.. — Стрельцов недоговорил и махнул рукой.
— Всякое бывало и у нас, — . глухо проронил Суровов.
— Ничего, Телиш мы еще возьмем! — уже решительней произнес Стрельцов.
На левом фланге хлопнуло орудие. Стрельцов, пожав руку Игнату, заспешил к своим артиллеристам, а Суровов направился в отрытую траншею. За первым выстрелом загремели другие. Пушкари словно состязались в скорости и вели огонь быстро. Он стал ураганным и сплошным, с едва различимыми паузами. Игнат догадался, что в артиллерийскую пальбу вступили все семьдесят два орудия. Над турецкими укреплениями возникли круглые комочки белесого дыма, обозначившие разрывы гранат. Сейчас там начнет падать плотный обжигающий град шрапнели. Турки тоже открыли огонь, не такой частый, но достаточно сильный, Десятки гранат рвались недалеко от батареи, наполняя воздух свистом разлетающихся осколков. Игнату показалось, что это лишь раззадорило русских и они стали стрелять чаще и громче, отвечая на каждый турецкий залп двумя и тремя залпами, обливая их редут и позиции артиллеристов свинцовым и железным дождем.