Шипка

Курчавов Иван Федорович

— Пожалуй, и на аллаха они больше не надеются, — сказал Минчев. — Отвернулся, говорят, от нас аллах, чем-то, говорят, мы его прогневали.

— Такое и я слышал. Если не помог ни Сулейман, ни Шеф-кет, ни Мехмет, то кто-то должен помочь! Вот и молят аллаха. Высшая для них благодать — удачное бегство из Плевны.

— Удачным оно не будет, — веско произнес Минчев,—

У братушек больше силы, живым они Османа не выпустят.

— Хоть бы скорей пришел Осману конец! — мечтательно проговорил Божил и громко вздохнул. — Знаешь,

не могу я больше видеть турок, не могу! — признался Гешов, — А мне их еще услаждать нужно — любят они барабанный бой!

— Успокойся, скоро ты им всем сыграешь панихиду, — заверил Минчев. — Хорошо, что ты зашел ко мне, Божил! Я уже сам собрался идти к русским, да вот нога… А час наступает такой, что надо рисковать. Я так думаю, Божил: крах турок в Плевне будет их общим крахом. Ради такого часа десять жизней отдать можно, будь они у меня в запасе! Если Осман удачно бежит из Плевны — он вольет свои силы в другие армии, воодушевит всех турок на продолжение войны, наша неволя не кончится. Такое не должно случиться! Мы должны этому помешать, Божил!

— Что же я могу сделать? — спросил готовый ко всему Гешов.

— Перебежать к русским. Ближайшей же ночью, Божил! Если удастся — получить новые данные и бежать. Тут даже один день может решить судьбу плевненского гарнизона, всей хваленой армии Осман-паши!

— Завтра мой черед идти в траншею, а от нее до братушек — сотня шагов, — ответил Гешов.

— Иди! — Минчев покачал головой, — Я напишу записку на имя генерала Скобелева. Он встретит тебя как родного. — Минчев перекрестился. — Господи, помоги нам загубить башибузуков и оказать услугу русскому воинству!.. Неужели уже занимается заря освобождения над нашей истерзанной родиной?! — закончил он взволнованным шепотом.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

I

Утром двадцать шестого ноября на аванпост, занимаемый ротой подпоручика Суровова, прибежал турецкий солдат, назвавший себя болгарином. Он потребовал направить его к самому высокому русскому начальнику. Подпоручику было приказано доставить перебежчика к начальнику штаба плевно-ловецкого отряда. Начальник штаба допросил болгарина, тотчас снарядил гонца из казаков к генералу Тотлебену, велел угостить перебежчика сытным обедом и поручил Суровову сопровождать его в вышестоящий штаб.

Суровову хотелось поговорить с болгарином, но на это он не имел разрешения и потому все время молчал, изредка поглядывая на своего подопечного, который после обеда и щедрой русской чарки повеселел и все время улыбался. Шагал он бодро и даже попробовал насвистывать что-то веселое. Феску он бросил еще на пути к русским, ему выдали шапку, и оттого он выглядел несколько странно: в русской шапке и в турецкой шинели — ни русский, ни турок. Впрочем, было видно, что он болгарин. У него были черные большие усы и длинные густые брови, делавшие его лицо

не в меру суровым. А вот карие глаза его были добрыми. Или это только сегодня, когда он не видел вокруг ненавистных ему турок?

Вдали показался всадник на белой лошади, его сопровождала группа казаков. Суровову не стоило большого труда признать его: генерал Скобелев. Удивительно, что в один миг приосанился и перебежчик: он поправил на голове шапку, подтянулся и даже на мгновение замедлил шаг.

— Белый паша! — радостно воскликнул он.

Суровову известно, что так окрестили Скобелева турки, но чтобы чужой солдат так быстро узнал его — это было неожиданно.

— Да, это «белый генерал», — подтвердил Суровов. — Л как ты его узнал?

•— Белая лошадь! Он всегда ездит белая лошадь. Турки белый паша пальба, белый паша и лошадь той е жив! — припомнив все русские слова из своего небогатого запаса, ответил перебежчик.

Скобелев уже был близко, подпоручик вытянулся, чтобы отдать честь и доложить, куда и зачем он следует, но генерал опередил его вопросом:

— Кого и куда ведешь, иодпоручик?

— В штаб, ваше превосходительство! — отчеканил Суровов. — Болгарский перебежчик. Допрашивал ваш начальник штаба. Говорит, очень важные сведения.

— Ваше превъзходителство, — вдруг обратился к генералу перебежчик, — я вам доставит писмо. Писал Йордан Минчев Плевен!

И он, не ожидая позволения генерала, быстро расстегнул шинель, вынул из кармана огрызок карандаша, выцарапал из него грифель, сильно подул в отверстие и выдул лоскуток тонкой бумаги.

— Ваше превъзходителство! — протянул он листок Скобелеву.

Тот прочитал, улыбнулся, спрыгнул с лошади и обнял болгарина.

— Мой друг Минчев пишет, что вы несете известия, предвещающие скорую победу над супостатами, — сказал он. — Отныне вы тоже мой друг! — Скобелев потряс болгарину руку.

Всадники, ехавшие с генералом, спешились, но он попросил их удалиться в сторону, за одинокое буковое дерево. Осмотревшись, он указал рукой на поломанную телегу, стоявшую за глубокой канавой. Адъютант подхватил поводья его нетерпеливой лошади, а Скобелев ловко перемахнул на ту сторону канавы, к немалому удовольствию ободренного болгарина.

Генерал забрался на телегу и сел, свесив ноги в начищен-вых до глянца сапогах. Болгарину он велел сесть рядом, но тот отказался, понимая толк в воинской субординации.

— Тогда стой, голубчик, — сказал Скобелев перебежчику. — И ты стой и слушай, — дружелюбно предложил он Суровову, — Привел ценного человека — значит, имеешь полное право знать, что он скажет. — И к болгарину: — Как имя, фамилия, откуда родом?

— София. Божил Гешов, ваше превъзходителство.

— Где служил, голубчик?

— Второ ордие, трета алей, первото табор, шести билюк, — доложил Гешов.

Скобелев, знавший турецкие военные термины, быстро перевел: