Шипка
Шрифт:
Цепочкам на вершине не было конца, Они двигались на Имитлию, а может, и дальше. Почему же молчат турки? Испугались или растерялись? Не ожидали, что русские зайдут с той стороны и окажутся у них за спиной? Что же предпримут турки теперь? Ударят в бок этой цепочке или начнут покидать высоты, чтобы не оказаться отрезанными от главных сил?
Турки открыли частую стрельбу. Странно было. слышать эту пальбу и не улавливать визга пуль над собственной головой! Ни одной пули на Шипку и вершину Святого Николая, все — туда, на эту цепочку, растянувшуюся от Габрова почти до турецкой Имитлии. Цепочка мгновенно исчезла, будто свалилась под откос. Пальба загрохотала еще оглушительней:
Но туркам теперь били с двух сторон. Далекое расстояние, особенно от вершины Святого Николая, не позволяло стрелять метко и с большой убойной силой, но турки уже не осмеливались покидать свои ложементы и только изредка высовывали головы из-за высокого бруствера.
— Так им. так! — крикнул, приходя в возбуждение, Бородин. — Им жарко, в этот лютый мороз им жарко! — повторил ротный. Он посмотрел на солдат, ждавших от него новой команды на очередной залп, но не подал команду, а сообщил новость: — Генерал Гурко перешел Балканы и продвигается вперед, занимая город за городом. Турки бегут в панике и почти без боя сдали Софию! Так им! Огонь.
— Так им! — повторил и Шелонин, нажимая на спусковой крючок. Он с любовыо глядел на ротного, словно подпоручик Бородин брал эти города и нагонял страх на турок. Бородин после гибели Елены стал ему как-то ближе, они как бы породнились с ним в горе.
— Наши имеют успехи и на Кавказе, — продолжал Бородин. — А перед нами пошел через горы Скобелев, смело пошел! Успешно продвигается вперед и князь Святополк-Мирский. Так им! Огонь!
Во время очередной паузы между залпами Шелонин успел спросить:
— Ваше благородие, а мы будем наступать?
Бородин взглянул на подчиненного. Ответил не сразу:
— Вряд ли: сил у нас мало. Да и позиции турок перед нами не те, чтобы их штурмовать. — Подумал, пососал пересохшие на морозе губы. — Впрочем, как Знать, это лишь мое мнение. Оно ничего не значит для большого начальства.
Весь день Бородин не покидал ложементов. Закутавшись в грязную, местами прожженную, а кое-где порванную осколками и шрапнелью короткую болгарскую шубу, он глядел в задымленную выстрелами даль и сообщал солдатам, что происходит перед их глазами. Они были рады, что наши идут вперед. А когда подпоручик сказал, что, по его наблюдениям, турки сдали Имитлию без боя и что наверняка основные силы скобелевского отряда спустились с гор, солдаты не выдержали и заорали «ура». Закричали так сильно, как не кричали пятого сентября, когда был отражен сумасшедший турецкий штурм.
II
Может быть, кто-то и знал, куда и зачем направляются войска, в какой час и какими силами они начнут действовать, какой отпор можно ожидать от таборов Сулейман-паши и Вес-сель-паши, но что касается подпоручика Игната Суровова, то обо всем этом он имел очень малое представление. Спустившись со своей ротой в Имитлию, он еще долго бегал за башибузуками, пока не выбился из сил окончательно и не прилег в крайнем домишке, окна которого были разбиты, а пол усыпан осколками всякой посуды: турки, убегая из деревни, не желали оставлять свое добро русским или болгарам.
Подняла его своим призывным стоном труба сигналиста. Игнат быстро вскочил и, протирая слипшиеся глаза, выскользнул на улицу. Горнист продолжал играть сбор.
Рота у Суровова обстрелянная, к бою ел не привыкать. Подпоручик пояснил, каким порядком нужно будет выступать из селения, когда и с какого расстояния открывать продольный огонь по ложементам противника, что делать, если турки не примут боя и станут отступать, и как действовать, если турки сами перейдут в атаку или попытаются обойти атакующих.
Выстрелы уже гремели всюду, и Суровов мог лишь догадываться, что близкую пальбу начал их, скобелевский отряд, а пальба дальняя, в сторону Янины и Казанлыка, по всей видимости, ведется левой колонной князя Святополк-Мирского. Ему вдруг захотелось боя скоротечного и победного, чтобы одним ударом покончить с турками и поставить на колени, принудить к сдаче всех пашей. «Воюем полгода, — думал Суровов, — людей положили много, пора дать мир этой исстрадавшейся земле».
Рота еще находилась в движении, когда вдали показались группы черкесов. На атаки они бывают дерзки, и от них всего можно ожидать. Суровов распорядился занять позиции и по возможности окопаться в снегу. Сам он пристроился за трупом убитой лошади и спокойно рассматривал несущуюся конную группу; слышался и свист, и улюлюканье, и подбадривающие крики «алла».
— Заряжай! — властно приказал он. — Без команды не стрелять!
Черкесы уже были на расстоянии ружейного выстрела, но Суровов все еще медлил с открытием огня. Он глядел на высо-
кого черкеса, наверное офицера, который скакал впереди всех, часто оглядывался и что-то кричал. Игнат уже мог различить и его усы, и сбитую набок шапку, и крепко сжатый в руке ятаган. «Это мой!» — сквозь зубы прошипел Игнат. Крикнул так. что голос его мог долететь и до черкесов:
— Пли!
Бил он в упор, целясь в грудь офицера. Однако волнение было сильнее его желания, и пули, одна за другой, проносились мимо всадника: иначе он давно свалился бы с лошади. Была ли очередная пуля, выпущенная Сурововым, более счастливой или меткий выстрел принадлежал его подчиненному, но высокий черкес вдруг сник и тотчас пополз с лошади. Он еще долго висел на стременах, потом упал под копыта несшихся вскачь коней.
А залпы гремели и гремели; грохотали до тех нор, пока не остановили всадников и не заставили их повернуть. Суровов вытер со лба пот и глухо проронил:
— Хорошо стреляли. Молодцы!
— Рады стараться, ваше благородие! — недружно, но громко ответили солдаты.
Уцелевшие черкесы ускакали за темные грядки турецких ложементов. Турки будто не замечали подступивших с фланга стрелков, они били сверху вниз, где готовились к атаке главные силы отряда. Судить по выстрелам — турок много. Суровов прикинул: если стрелять отсюда, меткого огня не получится, до противника несколько сот шагов. Между позициями роты и ложементами турок виднелась гряда камней — будто собирали их с обширного поля, сволокли в одно место и бросили. Игнат вспомнил жаркое дело под Горным Дубняком, солдатскую смекалку и находчивость. Не повторить ли сейчас то, что тогда вполне себя оправдало? Солдаты с напряженным вниманием поглядывали и на командира, и на вражеские ложементы. Много их у него, этих солдат. Их жизнями он волен распоряжаться по своему разумению.