Шипучка для Сухого
Шрифт:
Он принес цветы. Нежные пионы. Розовые и круглые. Обнимает, прижимает к себе.
— Привет, Олька.
Но я ответить не успеваю. На шее четкий след красной вульгарной помады.
Я замираю. Провожу пальцем.
Чувствую, как он застыл. А потом шумно выдохнул.
— Ольк…
Я отхожу в сторону. Смотрю на него. И чувствую, как затапливает ярость. И ревность. Невозможная, дикая, кошачья.
Он мне ничего не обещал. Это да. Но это не значит, что я ему что-то позволю.
Разворачиваюсь
Ужин же. Грела. Ждала.
Пока его там целовали женщины с вульгарными красными губами.
Когда я крашу губы, ему не нравится. Просит стереть, целовать неудобно. А на других, значит, все устраивает. Да?
Он идет следом. Вздыхает.
— Ольк, ну хватит, не выдумывай ничего. Это случайность.
Я разворачиваюсь.
Случайность, да? Прямо случайность? Случайно какая-то баба обняла тебя и чмокнула в шею? Да, Олег?
Взгляд падает на сковородку с любовно подогретым ужином.
Хватаю и швыряю в него.
Со всего размаха.
Реакция у него всегда была хорошая, уворачивается.
— Ой. Случайность. Прости.
— Ольк…
— А член у тебя не в помаде? А? Случайно?
— Хочешь посмотреть?
У него становится нехороший, тяжелый, дикий даже взгляд. И у меня от этого взгляда моментально так же тяжелеет в низу живота.
Я не собираюсь это анализировать и вообще думать об этом.
Я хочу, чтоб он получил по заслугам.
За мое ожидание, за мое беспокойство, за свое скотство, за то, что заставляет меня усомниться в себе.
Разделочная доска попадается под руку, тяжелая, деревянная.
Я хватаю, раздумывая — швырнуть или по голове двинуть?
Но времени на принятие решения у меня, оказывается, мало, потому что Олег неожиданно шагает ко мне, легко отбивает неловкий удар доской, перехватывает руки, смотрит.
Ноздри у него раздуваются бешено. Взгляд страшный, скользит по моему запрокинутому злому лицу.
Я цежу сквозь зубы злые ругательства. Я много знаю, ты удивишься, Олег, чему можно научиться, разъезжая по рабочим районам Питера.
Я приказываю ему убираться прочь.
Он усмехается, не выпускает моих дергающихся рук, а в следующее мгновение я уже у него на плече, ору, болтаю ногами и бью его кулаками по спине, голова кружится, в глазах темно от резкой перемены положения.
Ну надо же, какой сильный! Так быстро схватил, я и вздохнуть не успела!
Пока ругаюсь, кричу и сопротивляюсь, силы заканчиваются полностью, в глазах так и не настает просветления, потому кровать под спиной ощущается, как блаженство.
Пока я пытаюсь вздохнуть, проморгаться и отправить Сухого в далекое пешее эротическое, он успевает стащить с себя рубашку и вынуть ремень из джинсов.
— Пошел к черту! Иди к той овце, что помадой тебя мазала! — Шиплю я и отползаю подальше, стараясь смотреть
Я очень зла, очень, но мозги работают все же, и я прекрасно прогнозирую дальнейшее.
И не сказать, что меня это не заводит! Очень даже заводит!
Олег стоит надо мной с ремнем в руках, взгляд у него жестокий и черный, а усмешка такая, что хочется вместо ругательств и посылов прогнуться и ноги раздвинуть.
Но я делаю ровно обратное движение.
Хочу сделать, вернее.
Потому что Олег неожиданно делает шаг вперед, наваливается на меня всем телом, выжимая воздух из легких, ловит руки и перехлестывает их ремнем. А затем перекидывает его через прутья спинки кровати, закрепляет.
Очень, надо сказать, быстро и профессионально. И я совсем не хочу знать, откуда у него такой навык в связывании людей.
— Отпусти, гад! Пусти!
Я рычу, мотаю головой, потому что он хочет меня поцеловать, а я не хочу ему этого позволять.
Прекрасно знаю, если поцелует, тут я и погибну. И ни о каком сопротивлении речи больше не пойдет.
— Не дергайся, Ольк…
Ему, наконец, надоедает ловить мои губы, и он просто фиксирует подбородок пальцами, заставляя смотреть в глаза. И это тоже гибель. Потому что сопротивляться становится невозможно. И я уже даже забываю, из-за чего, собственно, мы поругались.
Дергаю руками, вцепляюсь в ремень пальцами. Хоть какая-то определённость.
— Я не изменял тебе, и не изменю никогда, дура. Я же люблю тебя. Это просто случайность. Глупость.
Он говорит убедительно и спокойно. Но вот взгляд у него совсем не спокоен. И чувствуется, что ему очень даже нравится происходящее. Нравится моя беспомощность, мое сопротивление. Его заводит моя непокорность.
И неожиданно я начинаю подыгрывать ему.
Просто потому, что меня саму это все заводит.
21. Примерно девятнадцать лет назад
— Пусти, — рычу ему в губы, борясь с желанием вцепиться в них зубами. Нет, не сегодня. Чувствую на подсознательном уровне, что сегодня солирует он. Он — хищник. Я его разозлила, чуть не прибила сковородкой, а потом разделочной доской.
— Пущу. — Соглашается он, и я в этот момент даже разочарование испытываю. Пустит? Просто так, да? Но потом он добавляет, — после.
И дергает на мне полы халатика. Грубо и жестко. Так, что пуговки летят по комнате.
У меня синхронно с его движением шарахает тяжелой болью в низ живота, так тягуче и жестоко, что хочется кричать. Но терплю. Сжимаю зубы. Дергаю руками. Выгибаюсь, зная, как это выглядит.
Он замирает, разглядывая белье.
Да, Олег, я тебя ждала. Оценил?
Судя по резкому выдоху, очень даже оценил.