Шипы и лепестки
Шрифт:
— К черту.
Если ему предстоит гореть на адском костре за один поцелуй, то с тем же успехом можно пострадать и за два. Джек схватил Эмму и притянул к себе. Она издала тихий звук, который, вероятно, был началом «что» или «почему», но он не дал ей закончить, прижавшись губами к ее рту, и слегка укусил, отчего ее губы изумленно раскрылись в ответ. Когда их языки сплелись, когда он почувствовал ее вкус, от которого забурлила кровь, ему уже было не до выяснения. Он погрузил руки в ее дивные волосы и приподнял ее лицо.
Стоп. Она
Когда Джек оторвался от нее и выдохнул ее имя, она только затрясла головой и снова прижалась к нему. Его руки блуждали по всему ее телу, разжигая, возбуждая.
— Позволь мне… — Он затеребил пуговицы ее блузки.
— Хорошо. — В этот момент она готова была позволить ему что угодно, а когда он накрыл ладонью ее бешено бьющееся сердце, потянула парня на пол.
Гладкая кожа, тренированное тело, жадные, изголодавшиеся губы. Эмма изогнулась, сдернула с него футболку и царапнула зубами его грудь. Джек целовал ее губы и шею с отчаянием, не уступающим ее страсти. Он перекатился так, что она оказалась под ним, и уже готов был сорвать с нее одежду… Ее локоть ударился об пол с треском, похожим на выстрел. Эмме показалось, что искры брызнули из глаз.
— Ой! Боже!
— Что? Эмма. Черт. Дьявол. Прости. Дай посмотрю.
— Нет. Погоди. — Все вокруг было как в тумане. Ошеломленная, потирая ушибленный локоть, она села. — Забавно. Ха-ха. Боже мой.
— Прости. Мне жаль. Дай-ка. — Джек начал растирать ее руку, одновременно пытаясь отдышаться.
Руку покалывало, а его хриплое дыхание показалось Эмме подозрительным.
— Смеешься?
— Нет. Нет. Изнемогаю от вожделения.
— Смеешься. — Эмма ткнула его в грудь указательным пальцем непострадавшей руки.
— Нет, мужественно борюсь со смехом. — Что, как он понял, впервые происходит с ним во время неуправляемого сексуального возбуждения. — Ну, как? Уже легче? — Джек заглянул в ее глаза и тут же понял, что совершил ошибку. Смех, искрящийся золотом в темном бархате ее глаз, оказался таким заразительным, что Джек прекратил борьбу и покатился со смеху. — Мне очень жаль.
— Почему? Ты проявил такую поразительную ловкость.
— Да, мне все так говорят. А ты шлепнулась на пол, когда в десяти футах отсюда стоит отличный диван и чуть выше по лестнице прекрасная кровать. Но нет, ты не в силах сдержаться и пару секунд. Я бы дотащил тебя до мягкой поверхности.
— Только нытику нужна для секса мягкая поверхность.
Джек сел, соблазнительно улыбаясь.
— Я не нытик, детка. Предлагаю вторую попытку.
— Подожди. — Эмма прижала ладонь к его груди. — Ммм, между прочим, отличные мышцы. — Она медленно подняла еще болезненную руку, откинула волосы. — Джек, что мы делаем?
— Если я должен объяснять, значит, я делаю
— Нет, правда, я хочу сказать… — Эмма опустила взгляд на свою расстегнутую блузку и дерзко белеющий кружевной бюстгальтер. — Только посмотри на нас. Посмотри на меня.
— Поверь, я смотрел. Еще как смотрел. И мог бы смотреть бесконечно. Твое тело сводит меня с ума. Я хочу…
— Да, да. Я поняла. Но, Джек, мы же не можем… Мы где-то сбились с пути.
— Ну да, сбились… по дороге домой, насколько я помню. Дай мне пять минут, чтобы согласовать наши впечатления. Одну. Дай мне одну минуту.
— Возможно, хватило бы и тридцати секунд, но ты их не получишь, — добавила Эмма, заметив его ухмылку. — Правда. Мы не можем сделать это просто так. Или вообще не можем. Наверное. — Интересно, кого она уговаривает — его или себя? — Я не уверена. Мы должны подумать, хорошенько подумать, взвесить все «за» и «против», Джек, мы же друзья.
— Я просто умираю от дружелюбия.
Эмма протянула руку, коснулась его щеки.
— Мы друзья.
— Друзья, — покорно повторил он.
— Более того, наши друзья тоже дружат. Мы все так тесно связаны. Поэтому, как бы я ни хотела сказать, какого черта, давай испытаем тот диван, потом кровать и, может, проведем третий раунд на полу…
— Эммелин, — не выдержал Джек, — ты меня убиваешь.
— Секс — не поцелуй на черной лестнице, даже такой потрясающий поцелуй на черной лестнице. Поэтому, как я уже сказала, мы должны подумать и так далее, прежде чем примем решение. Джек, я не могу рисковать нашей дружбой только потому, что в данный момент хочу заполучить тебя голым. Ты слишком много значишь для меня.
Джек испустил тяжкий вздох.
— Лучше бы ты этого не говорила. Ты тоже много для меня значишь. И всегда значила.
— Тогда давай возьмем тайм-аут и все обдумаем.
Эмма отстранилась и начала застегивать блузку.
— Ты и не представляешь, как мне тяжело смотреть на это, — пожаловался Джек.
— Представляю. Очень хорошо представляю. Не вставай. — Эмма вскочила на ноги, подобрала с пола сумочку. — Если тебя это утешит, я проведу скверную ночь, размышляя о том, что могло бы случиться, если бы мы не включили мозги.
— Не утешила. Мне предстоит то же самое.
Эмма, уже направившаяся к двери, оглянулась.
— Поделом тебе. Ты это начал.
Утром, после предсказуемо бессонной ночи, Эмма решила утешиться в компании подруг и оладий миссис Грейди. Поддержка и сочувствие подруг всегда предоставлялись безоговорочно, а вот по второму пункту пришлось заключить с собой сделку: оладьи только после ненавистной разминки в домашнем спортзале. Эмма с тоской натянула спортивный костюм и поплелась к главному дому. Организм, не получивший привычной дозы кофеина, отказывался повиноваться, однако Эмма — не найдя ни одной причины, почему бы Макензи не помучиться вместе с ней, — сделала крюк к студии.