Широки врата
Шрифт:
«Я хотел бы написать и спросить одобрение Сеньоры», — пояснил он, — «но, конечно, нельзя спрашивать такие вещи в письме, особенно в эти времена цензуры. Я, как приеду, всё ей объясню».
Управляющий поддакнул. Ланни дал ему щедрые чаевые, и упаковка была тщательно проделана. Между прочим Ланни вынул свои четыре недавно приобретенные девы из их рам, и свернул их в один рулон. Когда он добрался до Севильи, он купил несколько листов чертежной бумаги и завернул их в них. Он предположил, что, если он понесёт этот рулон сам на пароход, то не к нему не будет никаких вопросов.
Он получил
— Это собирается быть долгой и опасной войной, Ланни, а Марселина не была воспитана переносить трудности. Понимаете ли вы, что иногда становится так жарко, здесь в Севилье в летнее время пятьдесят градусов Цельсия.
— Да, но каждый принимает сиесту, а ночи восхитительны.
«Комары уже здесь " — объявил молодой фашистский герой.
«Мне кажется, ваша партия никогда не будет уважать вас, если вы покинете их сейчас, Витторио». — сказал злобный шурин. — «Вы сейчас в армии!»
Конечно, они захотели узнать, чего он добился во время своего путешествия. У него было время хорошо продумать, что сказать, и теперь он это сказал. — «Я убедился, что Альфи нет в Касересе. И я больше ничего не предпринимал. Я нашел, что очень трудно завязать знакомства и выяснить что-нибудь, даже немногое».
«Тогда у тебя всё путешествие прошло впустую?» — вскричала Марселина.
«Нет, я видел замечательные старые римские руины и много прекрасных религиозных картин». — Ланни привык говорить такие вещи с усмешкой, но теперь он учился держать своё лицо в немой серьёзности.
«Да, кстати», — заметил капитано», — не забудьте вернуть мне эту форму».
«Мне очень жаль!» — ответил Ланни. — «Кто-то утащил этот чемодан прочь, и я никогда его больше не видел».
«Diacine!» — воскликнул другой.
— Я обещал вам новый костюм, и я заплачу за него. Но так как вы собираетесь провести лето в Севилье, возможно, вам бы лучше иметь более легкий материал.
Ланни вернул арендованный автомобиль, заплатил согласованную цену, а также обменялся благодарностями и любезностями. Это была его последняя обязанность, за исключением того, чтобы дать его танцующей сестре немного денег и пообещать ей немного больше. Ей было трудно понять внезапные изменения его настроения, от скупости к щедрому великодушию, а затем обратно. «Мы всё ещё можем узнать кое-что об Альфи», — заманчиво сказала она.
Он ответил: «Если узнаете, сообщите мне, и я приеду».
Он сел на поезд в Кадис, а в гавани удачно нашел шведский пароход, отплывающий в Марсель.
Следующие два дня были вечным шведским столом. Он был в Стокгольме один раз, на круизе яхты Бесси Бэдд, так что он был готов к огромным шведским блюдам. Офицеры практиковали свой английский на нём, и он рассказал им о франкистской Испании со строго нейтральной точки зрения. Он не забыл, что это была военная зона, и он даже не писал писем, пока не прибыл в безопасности на землю Французской Республики. Когда судно пришвартовалось, его встречала цветущая мать, счастливо махавшая ему. Она была одна, за исключением шофера, и Ланни понял, что это значит. Она хотела услышать его рассказ прямо по горячим следам.
Они отослали шофёра пообедать, а Ланни сам сел за руль и покатал её, чтобы побыть наедине. Она была одной из тех немногих, кто был ознакомлен с реальными фактами. Она слушала, сложив руки и со слезами на глазах, потому что он был в такой страшной опасности, и будет продолжать делать такие вещи, ее единственный и ее драгоценный сын! Он сказал: «Все в порядке, и семья будет рада видеть Альфи. Не забудь историю, которую он собирается рассказать. Когда он приедет, ты можешь сказать, что слышала её от семьи. Кроме того, ты можешь написать и рассказать о ней Марселине».
Они пошли в гостиницу, и он угостил ее скромным завтраком, держа кувшин со сливками на своей стороне стола. Затем он написал несколько записок. Одна пойдёт авиапочтой Рику, говоря: «С Альфи всё хорошо, он на пути к вам. Не говорите никому, кроме семьи, пока не увидите его, вы поймете, когда вы услышите его историю». Другая была Труди и пойдёт обычной почтой, потому что они согласились не пользоваться телеграфом, и все письма должны были быть самыми простыми и дешевыми, не вызывающими интереса. «Большая картина чудесна», — писал он. — «Она тщательно упакована и отправлена в Англию. Мне любопытно увидеть ваши новые эскизы. Прибуду в течение нескольких дней». Если какому-либо агенту гестапо удалось бы похитить эту записку, вряд ли он узнал бы много.
Ланни видел разгрузку «домашней мебели» с корабля и договорился с таможенными брокерами, чтобы сложили её в огнестойкий склад в ожидании дальнейших указаний. Тогда шофер вёз их в Бьенвеню, Ланни говорил об искусстве и архитектуре в Южной и Западной Испании, а Бьюти сообщила последние сплетни Побережья удовольствий. Все это было предназначено для шофера, так как слуги, так или иначе, знали все.
Бьюти сказала: «Кстати, у меня записка от человека по имени Хосе, который говорит, что он встречал тебя в Испании. Я как раз собиралась послать за ним, когда пришла твоя телеграмма».