Широки врата
Шрифт:
Они последовали за человеком вниз к берегу. Было достаточно светло, чтобы не зажигать спичек и факелов. Крестьянин вытащил из кустов лодку. Он помог им влезть в неё, не замочив ног. И Ланни, после того, как принял эту помощь, положил сто песет в протянутую руку. Человек прошептал: «Gracias, Seсor», и два пассажира уселись. Человек отчалил и начал грести. Он грёб тихо, и тщательность, с которой он делал это, вызывала мысль, что это было не в первый раз. Ланни на корме опустил в воду свёрток с тюремной одеждой и позволил ему спокойно утонуть. Кроме того, он разорвал пропуск Витторио и пустил его клочки по воде. Ночь была холодная, и он
Они добрались до берега Португалии без каких-либо инцидентов, и Альфи вышел. Ланни передал ему чемодан, и они обменялись рукопожатием, которые они пытались сделать потвёрже. Ланни прошептал: «Adiуs», и Альфи, в соответствии с соглашением, ничего не ответил. Ланни сел на свое место и сказал лодочнику: «Две сотни песет», и отдал их в его руки. Лодочник сказал: «Muchas Gracias» и оттолкнул лодку веслом.
Он греб в молчании, и, видимо, ему было не трудно найти свою собственную пристань. Когда он вышел на берег, Ланни передал ему еще одну пачку денег, говоря: «Две сотни песет» и добавил: «Я пойду в дом с вами, пока вы их сосчитаете». Крестьянин мог бы сказать: «Я доверяю вам, сеньор». Но не многие крестьяне так воспитаны. Он снова сказал: «Muchas gracias, Seсor».
Они подошли к дому и Ланни вошел. Мужчина зажег свечу и вынул три пачки купюр из кармана, разложил их на столе и медленно и мучительно пересчитал их. Ланни сидел на стуле, а когда церемония была закончена, он добавил десять песет в кучу. «Propina», — сказал он. И крестьянин принес бутылку вина и налил стакан для каждого из них. Ланни элегантным жестом коснулся стакана другого и сказал: «Buena suerte» Крестьянин ответил: «Salud, Seсor». Они вышли к машине, и человек показывал дорогу Ланни, пока тот выезжал с лужайки без огней. Когда автомобиль выехал на шоссе, он включил свет и умчался.
Он отъехал не далеко, потому что не хотел встретить на первом военном посту прежнюю смену. Он нашел место у дороги и припарковался там, выключил свет, заперся и задремал. Когда наступил день, он был уверен, что на посту не будет никого, кто видел его вместе с Альфи. Но если такое случится, он был готов объяснить, что итальянский офицер нашел другой транспорт.
Он вернулся обратно в Касерес без инцидентов и пошел в свою комнату. Он позвонил и заказал еду, и её доставил другой официант. Ланни спросил: «Где Хосе?» и ответ был: «Он больше не с нами, сеньор».
Ланни имел опыт не демонстрировать свои эмоции, поэтому он спросил обычным тоном: «В самом деле? Что с ним случилось?»
— Он ушел, чтобы вступить в армию, сеньор.
«Что? " — воскликнул гость. — «Армия примет косолапого человека?»
— Не воевать, сеньор, а быть поваром.
— Он хороший повар?
— Я не знаю, сеньор. Я знаю только то, что он оставил записку, сказав, что собирается отправиться служить.
— Ну, мне будет не хватать его, он был хорошим человеком.
— Я сделаю все возможное, чтобы занять его место, сеньор. Это было время вручить чаевые, Ланни так и сделал. Про себя он подумал: «Хосе собирается заставить меня взять его в Бьенвеню!»
У Ланни появилась новая проблема. Как связаться с капитаном? Но ему не пришлось беспокоиться слишком долго, на ужине в тот же вечер его позвали к телефону и глубокий бас спросил: «Сеньор Бэдд?» Когда тот назвался, голос сказал: «Первое место, в тот же час».
«Si, si» —
Так, рядом с домом алькальда тяжелая фигура влезла в машину. «Все хорошо с вами?» — спросил голос, и Ланни сказал: «Все хорошо, а с вами?» «То же самое», — ответил голос. Тотчас Ланни начал: «Uno, dos, tres, cuatro, cinco». Каждое слово сопровождалось купюрой, клавшейся в неповрежденную руку капитана. «Gracias, Seсor», — сказал голос.
«Вы нашли другие купюры O.K.?» — спросил Ланни, а когда ответ последовал утвердительным, он добавил: «Было очень приятно встретиться с вами, mi Capitбn, и я буду вспоминать вас с удовольствием».
— Lo mismo a Vd., Seсor Budd. И могу ли я спросить, что вы намерены теперь делать?
— Я собираюсь закончить небольшой бизнес здесь, в городе, а затем ехать обратно в Севилью.
«Bueno» — ответил капитан. Он вылез из машины, прошептал: «Adiуs, Seсor» и ушел.
Предложения Ланни по картинам полностью разбили сердца буржуазии Касереса. Но он сказал: «У меня нет уверенности, что я получу разрешения вывезти их из страны. Всё зависит от того, смогу ли я убедить власти, что они не являются произведениями искусства. Это единственное основание, на котором я осмелился бы их купить». Он купил три Богородицы средних размеров по очень низким ценам. Затем он заплатил по счету в гостинице, раздал propinas, и попрощался с лейтенантом и другими друзьями. Один из них сказал: «Как я хочу, чтобы вы взяли меня с собой!» Это был самый близкий подход к революционному высказыванию, которое он слышал от кого-либо, за исключением только хромого официанта.
Ланни был теперь в безопасности, и ему не оставалось нечего делать, кроме как держаться подальше от военного трафика, шедшего для осады Мадрида. Его деньги были на исходе, но он знал, что он мог бы получить кое-что в Севилье. Он задумался над проблемой картин Сеньоры Вильярреал, и решил, что он не хочет брать на себя ответственность за попытку контрабанды их из Испании, с чьей-нибудь помощью или без. Он обнаружил, что он хочет совсем другого, увидеть Труди. Он не решился написать ей из Испании. Все, что он получил, была записка, подписанная Корнинг, говорившее ему, что у нее были какие-то новые эскизы для показа ему по его возвращении. Это означало, что с ней было всё в порядке и хорошо. Но он хотел бы увидеть ее, а ехать в Нью-Йорк, не повидав ее, считал не возможным.
Так перед заездом в город Севилья он поехал в имение Вильярреал и разговаривал с управляющим. Он пояснил, что он согласился взять картины Сеньоры в Нью-Йорк. Но ему было указано, что правительство Франко может соблюдать закон старого правительства против экспорта испанских произведений искусства.
Сеньора думала, что это было не так, но она могла ошибаться, и опасность стала бы больше, если это сделать пробовал бы Ланни, потому что он был известен как искусствовед. Ланни предложил, чтобы сеньор Лопес, управляющий, вынул картины из рам, тщательно завернул каждую из них и упаковал их между передней и задней частями кровати. Всё следует упаковать и отправить в качестве «домашней мебели», и сам управляющий должен отвезти упакованную «домашнюю мебель» в Севилью и сдать её в транспортную контору. Груз, несомненно, пойдёт в Марсель без каких-либо вопросов.