Широки врата
Шрифт:
Марш в Абиссинию продолжался, а в потаенных комнатах продолжалась дипломатическая дуэль. Ланни питал надежду, но не долго. После того, как он прибыл в Париж, для всех «своих» стало ясно, что никто не собирался испытывать блеф дуче на себе. Лига ввела «санкции» очень мягкого характера, не достаточного, чтобы остановить итальянцев, но достаточного, чтобы привести их в бешенство и заставить сжечь чучело Энтони Идена. Англичане пытались свалить вину на французский отказ поддержать политику действий. Это взбесило французов, которые знали, как еще в сентябре англичане
Дипломаты встретились, взаимно обвиняя друг друга. Рик назвал их кухней воров. Они все были империалистами, по его заявлению, и вели перепалку, деля добычу. Британские всеобщие выборы должны состояться через несколько дней, и Рик вёл кампанию против правительственных кандидатов, поэтому мог писать только кратко. — «Тори должны претендовать на поддержку Лиги, но на следующий день после выборов они будут грызть горло Лиги. Они даже позволили итальянцам провезти ядовитый газ через Суэц. Представь себе, газ был заявлен в декларации для транзитных сборов!»
В Александрии стоял великолепный флот. На самом деле, два, флот метрополии и флот Средиземноморья. В ушах Ланни звенело гордое хвастовство: «Британский лев никогда не блефует!» Но Рик сказал, что государственные мужи дрожали при мысли, что безумный диктатор какой-то темной ночью отправит свои бомбардировщики, подводные лодки и полчища крошечных морских катеров, а утром там уже не будет британского льва. Были даже слухи, что у флота не было достаточно боеприпасов, но как можно знать, во что верить?
В разгар этого затянувшегося кризиса Робби Бэдд и его правая рука, Йоханнес Робин, прибыли в Париж. Для них это было время сбора урожая. Робби, предвидя это, хорошо смазал маслом свою уборочную технику и прогрел её двигатели. Он привез с собой один из своих новых истребителей, Бэдд-Эрлинг Р7. На борту грузового судна вместе с ним находился экипаж, готовый распаковать и собрать его. Также пилот испытатель, который собирался продемонстрировать чудо для французского правительства, и перелететь в Англию и повторить всё это там. Французы были жадными людьми, по мнению Робби, и не хотели платить деньги за самолеты, которые они надеялись воспроизвести через год или два. Но в воздушном бою нельзя использовать то, что возможно будет в следующем году, а только то, что есть сегодня. Робби угрожал каждому военному министерству, что если они не купят Бэдда-Эрлинг P7, то его получит следующая страна.
Человек великих дел не мог позволить себе селиться в отеле второго класса, где остановились Ланни и Бьюти. Он и его верный Пятница должны быть в отеле Крийон. Мать и сын зашли пообедать с ними и нашли их настолько занятыми, что едва успели рассказать новости из дома. Робби не собирался тратить время на второстепенных чиновников и попросил де Брюина свести его с французским премьером. Бьюти предложила: «Я думаю, что я смогла бы устроить, чтобы вы познакомились на социальной основе». Она объяснила, что на одном из приемов Ирмы она встретила титулованную французскую леди, которая была любовницей одного из ближайших соратников Лаваля. Она предложила увидеть эту даму и договориться, чтобы та устроила обед в своём доме, где Робби может встретить две или три ключевых фигуры французского правительства
«Сколько она ожидает?» — спросил Робби, и Бьюти ответила: «Не очень много, я думаю, скажем, пять тысяч франков».
«Ладно», — сказал человек дела. «Посмотри, что сможешь сделать, но я должен знать всё сегодня, потому что этот кризис может закончиться в ближайшее время».
Это было как в старые времена, которые Ланни отчётливо помнил, когда разразилась мировая война, и он должен был стать секретарём своего отца в возрасте четырнадцати лет. Теперь Робби привёз секретаря с собой, тот хорошо знал французский. Ланни сидел и смотрел, как делец читал телеграммы, диктовал ответы и говорил по телефону с важными людьми. Наступил конец дня, прежде чем он сказал: «Теперь, сынок, у нас будет время для себя. Как насчет немного свежего воздуха?»
«Отлично!» — ответил сын. — «Пешком или на машине?»
«Пешком, если ты выдержишь», — шутливо сказал отец, который пытался согнать вес, и это ему не всегда не удавалось. Они прошлись по большой площади Согласия, где Ланни в дни войны видел солдат, живущих в палатках, трофейные немецкие пушки, выставленные в первые дни перемирия, и толпы коммунистов или фашистов, дерущихся с жандармами по любому случаю. В апартаментах отеля, который занимал его отец, был балкон, на котором погибла служанка, наблюдавшая с него за беспорядками менее два года назад. Горечь этой ночной битвы еще отравляет общественную жизнь Франции.
«Ну, сын», — начал Робби, — «я имел несколько бесед с Ирмой и мне не нужно говорить, что дело кажется печально».
— Она рассказала тебе всю историю?
— Она говорит, что всю, но я, конечно, хочу услышать и твою сторону.
— Да, но я мало что смогу добавить, Робби, Ирма и я расходимся в наших идеях, и это делает ее несчастной. Она хочет, чтобы я отказался от них, а я не могу. Вот и все об этом.
— Твои идеи значат для тебя больше, чем твоя жена и ребенок?
— Они означают для меня больше, чем что-либо еще, в том числе и жизнь.
— Это серьезный разговор, Ланни. Ты должен понять, что выступать против таких людей, как нацисты, это не детские забавы, и это не оставляет много шансов для счастья мужниной жене.
— Я понимаю это в полной мере, и не виню Ирму, ни публично, ни в своём сердце. Ей просто здорово не повезло, она не понимала, с кем связалась. Я объяснял ей, прежде чем попросил ее выйти за меня замуж, но она была слишком молода и не поняла.
— Ты все еще любишь ее?
— Конечно, я люблю ее, но какая может быть любовь, когда нет гармонии в мыслях. Я знаю, что я сделал ее несчастной в прошлом и сделаю ее еще более несчастной в будущем. Стоит ли обманываться?
— Ты не собираешься попытаться помириться?
— Как я могу, когда она поставила условием для меня, что я должен был порвать с всеми своими друзьями?
— Она злилась, когда она это говорила, так что, я не думаю, что она будет придерживаться своих условий буквально.
— Она сказала тебе об этом?
— Она сказала именно так.
— Ну, почему она не сказала это мне?
— Она сказала мне, что она написала тебе.
— Да, но ничего подобного. Она написала о Фрэнсис и пожелала мне счастья.