Схизматрица (сборник)
Шрифт:
— Да.
— Бактерии. Ведь это кожа механиста.
— Ваша?
— Да, — улыбнулась она. — Вот это для шейпера тяжелее всего. Здесь вы не сможете сохранить свою стерильность; мы полностью зависим от этих крошек. У нас нет ваших внутренних перестроек организма. Мы этого не хотим. Придется и вам послужить жилищем для бактерий. — Она взяла его за руку. Ладонь ее была теплой и чуть влажной. — Вот это — заражение. Неужели так уж страшно?
— Нет.
— Лучше уж покончить с этим сразу. Вы согласны?
Линдсей кивнул. Обняв его за шею, она поцеловала его. Он коснулся
— Это уже не относится к медицине.
Развернув его тюрбан, она бросила полотенце роботу.
— Ночи на Дембовской холодные. Вдвоем в постели гораздо теплее.
— Я женат.
— Моногамия? Как старомодно! — Она сочувственно улыбнулась. — Взгляните фактам в лицо, Бела. Дезертирство уничтожило вашу связь с генолинией Мавридесов. Теперь вы — никто. Для всех, кроме нас.
Линдсей помрачнел. Он представил себе, как Нора, одна, ворочается сейчас с боку на бок в постели, сна — ни в одном глазу, а враги — все ближе и ближе… Он покачал головой.
Грета успокаивающе погладила его волосы:
— Попробуйте только начать, и аппетит вернется. Хотя, конечно, лучше не торопить событий.
Она выказывала вежливое разочарование, ровно столько же, как, скажем, хозяйка дома — гостю, отказавшемуся от десерта. А Линдсей был совсем измучен. Несмотря на возобновленную юность, все тело его до сих пор болело после инвесторской гравитации.
— Я покажу вам вашу спальню. Идемте.
Спальня была отделана темным мехом, в балдахин над кроватью вмонтирован видеоэкран. В изголовье — пульт управления всеми последними техноновинками для сна. И энцефалограф, и следящие приспособления для искусственных частей тела, и флюорографы для очистки крови…
Он сбросил с ног муклуки и забрался в постель. Простыни смялись под тяжестью тела, опеленывая его.
— Приятного сна, — пожелала Грета, прощаясь. Что-то коснулось макушки; балдахин над головой мягко замерцал и, пробудившись к жизни, вывел на экран кривые его мозговой активности — сложные волны с загадочными надписями. Одна из кривых была выделена розовато-красным. Стоило ему, расслабившись, присмотреться к ней, кривая начала увеличиваться. Интуитивно догадавшись, что именно в его мозгу заставляет кривую расти, он «накормил» ее и заснул.
Проснувшись утром, он обнаружил рядом в постели Грету, мирно спящую в ночном колпаке, подключенном к домашней охранной сигнализации. Он выбрался из постели. Кожа жутко чесалась, язык — словно волосами оброс… Ну вот, началось нашествие бактерий…
Картель Дембовской
24.10.53
— Ну, Федор, вот уж не думал, что увижу тебя таким!
Лицо Рюмина под действием видеокосметики сияло поддельным здоровьем. Имитация была превосходной, но наметанный глаз Линдсея тут же опознал компьютерную графику во всей ее пугающей безупречности. Губы Рюмина двигались в общем соответственно, словам, но некоторые характерные мелочи выглядели ужасно фальшиво.
— И давно ты записался в механисты?
— Лет десять уже. Проволочки меняют ощущение
— Мне нужно поговорить с тобой с глазу на глаз. Как по-твоему, сколько людей нас подслушивает?
— Только полиция, — заверил Рюмин. — Ты же — на одной из квартир гарема; все их звонки идут напрямую через банк данных Главного. Для Дембовской это — приватней некуда. Особенно для того, мистер Дзе, чье прошлое так же темно, как ваше.
Линдсей промокнул нос платком. Какая-то из новых бактерий здорово врезала по его носоглотке, ослабленной озонированным воздухом Инвесторов.
— На Дзайбацу все было не так. Там мы были рядом.
— Провода все меняют, — сказал Рюмин. — Мир превращается в систему входных данных. Мы все больше и больше склоняемся к солипсизму. Не обижайся, пожалуйста, если я вдруг и в тебе начну сомневаться.
— Ты давно на Дембовской?
— С тех пор как Замирение пошло на закат. Понадобилась тихая гавань, и эта оказалась самая подходящая.
— Значит, старик, путешествиям — конец?
— И да, и нет, мистер Дзе. Утрата мобильности компенсируется расширением сферы чувств. Захочу — могу подключиться к зонду на орбите Меркурия. Или в атмосфере Юпитера. Собственно, я это частенько и делаю. Раз — и я там, причем самым настоящим образом. Таким же настоящим, как, скажем, я сейчас в своей собственной комнате. Сознание, мистер Дзе, это совсем не то, что ты думаешь. Ты его связываешь проволокой, а оно куда-то перетекает. И данные всплывают пузырями откуда-то из самых его глубин… Жизнь, конечно, не совсем настоящая, однако и она имеет свои преимущества.
— А «Кабуки Интрасолар» ты бросил?
— Дело идет к войне, а потому звездные дни для нашего театра на время кончились. Большую часть нашего времени занимает Сеть.
— Ты занялся журналистикой?
— Да. Мы, проволочники, или, абстрагируясь от пропагандистских кличек, которые на нас повесили шейперы, — старейшие механисты, — имеем свои методы передачи информации. Сети новостей. Порою это очень близко к телепатии. Я — здешний обозреватель церерской «Дейтаком Нетуорк». Я — гражданин Цереры, хотя юридически иногда гораздо удобнее считаться чьей-нибудь электронной аппаратурой. Вся жизнь наша есть информация. Даже деньги. Жизнь и деньги для нас — одно и то же.
Синтезированный голос старого механиста звучал спокойно и бесстрастно, но Линдсея охватила тревога.
— У тебя что, неприятности? Может, я чем-то могу помочь?
— Мальчик мой, — сказал Рюмин, — за этим экраном — целый мир. Черты его столь расплывчаты, что даже жизни и смерти приходится отойти на галерку. Среди нас есть такие, чей мозг разрушился годы и годы назад. Они ковыляют до сих пор лишь на прежних инвестициях да заранее составленных программах общего назначения. Если об этом узнают — объявят их юридически мертвыми. Но мы своих не выдадим. — Он улыбнулся. — Считай нас, мистер Дзе, чем-то вроде ангелов. Духов на проволоке. Иногда так легче.