Шизофренизмы. Рассказы
Шрифт:
Солнце уже полностью показалось над линией горизонта, когда отворилась дверь подъезда обычного пятиэтажного жилого дома, коих построено множество. Из подъезда вышли молодой мужчина и женщина. Они негромко ругались о чём-то своём. Скорее даже не ругались, внешне выглядело это так, будто женщина недовольно высказывалась и попрекала мужчину, а он больше молчал и иногда отвечал ей. Ответы его были весьма коротки и, судя по всему, столь же просты и незамысловаты. Со стороны казалось, что слова его были словно удары молота – вылетали резко, чётко, с равными интервалами времени. Казалось, высказываемая
– Ты опять поставил машину в самой грязи, смотри, какие лужи вокруг! Я замочу ноги! – раздражённо упрекала женщина. – Вечно у нас так!
Мужчина сжал губы, его брови нахмурились. Он уже собирался что-то ответить женщине и в этот момент ступил на мокрый от дождя тротуар. Капельки дождевой воды попали на его туфли, и в них сразу же сверкнул яркий огонёк солнца. Мужчина повернулся к своей спутнице, остановившейся позади, лицо его смягчилось, и он произнёс: «Постой здесь, я подъеду. Лужи большие. Ты промокнешь».
Машина подъехала и остановилась вдоль тротуара, напротив крыльца. Женщина спустилась, ступила на мокрый тротуар, открыла дверь машины и, садясь, прихватила с собой несколько капель, когда заносила первую ногу. Капли ярко сверкнули под солнечными лучами. В каждой из них светилось по одному маленькому солнцу.
– Спасибо, дорогой. Я что-то не в настроении с утра. Ты не сердись, – черты её лица совершенно разгладились, она потянулась к мужчине и нежно поцеловала его в шею.
Машина плавно тронулась с места и уехала.
На окраине города, у безлюдной дороги, покидающей город и уходящей из него вдаль, стояли двое мужчин средних лет. Слегка отёкшие и одутловатые лица их, ровно как и потёртая, хотя и нестарая одежда, выдавали их беспорядочный и разгульный образ жизни. Какой-то отрешённый, безучастный взгляд выражал безразличие ко всему окружающему. Будто кто-то с неведомой целью или в наказание забросил их в это бытие отбывать срок. Презрительное безразличие к происходящему, к жизни своей и жизни чужой выражал весь их вид, дополненный отпечатком испытываемых физических болей.
Так и стояли они бестолково и перекидывались редкими короткими фразами. Только свет маленьких солнц в дождевых каплях, перенесённых ветром с листьев ближайших деревьев на одежду мужчин, оживлял это однообразие.
Их внимание привлёк одиноко идущий мужчина, возраста, приближающегося к преклонному, одетый хоть и просто, но опрятно. Они окрикнули и нагнали его, что-то говорили с лживой, натянутой улыбкой. Но очень скоро разговор перешёл в активные неприятные действия. Цель праздных мужчин была ясна: добыть средства к привычному одурманенному проведению времени, которого в их пустой жизни был излишек. Через совсем непродолжительное время двое мужчин, потирая локти и плечи, уходили по дороге прочь, а третий остался лежать на земле. В это время погасло три разных отражения солнца.
Солнце поднялось ещё выше, уже не просто освещая двор жилых многоэтажек, но и начиная согревать воздух. Именно в это время во двор стали выбегать ребятишки. Некоторые из них со звонким смехом бежали по двору, топая по лужам. От этого топота из луж летели во все стороны брызги, все они хранили в себе маленькую частичку солнца, тем самым усиливая небесное светило.
Другие ребята бежали по мокрой траве, покрывая себя и окружающих яркими каплями.
– Витенька! Перестань бегать по лужам и валяться в траве! Промокнешь и замараешься, – кричала резвившемуся забавному карапузу высунувшаяся из окна женщина.
Витенька отошёл в сторону, сел на скамейку и с понурой головой болтал ногами. Совсем скоро мальчик совершенно обсох, и не было на нём ни единой капельки, ни единого солнышка не блестело.
А дети продолжали резвиться, и яркие капли попадали на редких утром прохожих, и прохожие улыбались, глядя на счастливых детей.
Открытое общество
Обычный будний день, каких прошло уже множество, и, кажется, пройдёт ещё бесчисленное количество. По улицам неспешно прохаживаются редкие горожане, большинство из них заняты делом, кто-то отдыхает. Вдоль оживлённой улицы протянулись стены длинного серого здания. Это были совершенно глухие стены, не было в них ни привычных окон, ни дверей. Конечно же, здание имело двери, возможно, и окна, но были они скрыты от глаз простого обывателя, может быть, где-то во дворах, куда обычный горожанин не совал любопытный свой нос, да и вряд ли бы смог сунуть. Просто люди знали, что это здание администрации, управляющей городом.
И незачем было горожанину видеть, какая шла работа за стенами этого здания, кто входит, и кто выходит из него, как и какие принимаются судьбоносные для города в целом и для каждого жителя в частности решения. А горожан не сильно-то и заботило, что творилось за этими стенами, хватало и того, что здание не пустовало, работа в нём кипела, и из недр своих оно рождало указы, уставы, правила и многое ещё чего интересного и совсем не интересного. Город жил своей размеренной организованной жизнью.
На улице, под стенами серого здания, беседовали двое: «А я желаю знать, что они там делают! Бездельники они! И зарплату зря получают. Приходят штаны просиживать! А всё оттого, что нет над ними общественного контроля. Необходимо, чтобы властные структуры были подконтрольны обществу, чтобы их деятельность была прозрачна. Мы наблюдать хотим, контролировать! Я желаю знать, что они там делают. Вот когда каждый из них будет помнить, что его работа видна каждому гражданину, вот тогда он работать начнёт. А так… это всё ерунда!» Собеседник не возражал.
В разговор вступили проходящие мимо горожане. Раньше никто из них и не задумывался, что о деятельности администрации совершенно ничего не известно, а идея контроля и открытости всем пришлась по душе. Постепенно группа горожан увеличивалась, люди бурно обсуждали механизмы контроля и пользу, которую этот контроль принесёт. Громче всех кричали недовольные сложившейся ситуацией.
Прохлада и свежесть солнечного утра сменились ярким полуденным солнцем и тёплым ветром. Приближался обед, но толпа не расходилась. Горожане, заинтересованные шумом, воспользовались обеденным перерывом, чтобы посетить митинг и взглянуть на происходящее. Часть людей, решившая отказаться от хлеба ради зрелищ, присоединилась к толпе несогласных, безответственно бросив свои рабочие места.