Шизопитомник
Шрифт:
— Да кому тут на Ланку кроме тебя катить? — беззлобно спросила Света, гладя Санто-Лано по голове.
Все шумно расселись вокруг стола, чувствуя себя запредельно счастливыми от того, что конец света немного откладывался.
— Чего лыбишься? — спросил Рыжий Клоун, глядя на счастливую Ольгу.
— Мы, россияне, пока не окажемся в заднице, не умеем чувствовать себя счастливыми. Может у нас ген счастья в подхвостовой части находится?
— Не иначе, — хмуро согласился Сергей Николаевич-Шеф.
Все с сочувствием посмотрели на него,
— Очень обидно, что твой двойник занял на Земле твоё место? Высокий пост и всё такое…
Сергей Николаевич-Шеф не сразу понял вопрос, а когда понял, ответил хоть и грубо, но без злобы:
— Дура ты, Оля. Какое, на фиг, место. Я же чувствую его всеми фибрами. Когда ему хорошо, когда плохо. А сейчас ему полный кирдык.
— Утонул, что ли? — охнул Владимир Кириллович.
— Скорее всего, — кивнул Сергей Николаевич-Шеф и отвернулся.
Даже Санто-Лано перестало, наконец, всхлипывать. Все замолчали, не в силах помочь или утешить. И тут Рыжий Клоун, пренебрегая общей скорбью, спросил:
— Почему вы сухие? Вода отступила?
— Мы диваны в цепочку перестроили и как по мосту сюда добрались, — объяснила Света.
— Начали сотрудничать? Это здорово, — Рыжий Клоун внимательно посмотрел на Ольгу, ожидая её поправок, но, не дождавшись приколов, предложил Сергею Николаевичу-Шефу: — Давай сплаваем на столах, поищем твоего двойника. А вдруг он на дереве, как дятел, мается?
Сергей Николаевич-Шеф принял предложение, не раздумывая:
— Пошли.
— Эй! — крикнула Ольга вслед Рыжему Клоуну. — Я из-за тебя уже три раза умирала. Больше от меня ни ногой. Забирайся под мой крепкий каблук и спасай из-под него хоть всю Вселенную.
Ольга торопливо сгребла пачки галет и побежала за спасателями-самоучками. Владимир Кириллович, Санто-Лано и Света впервые почувствовали в себе ростки коллективизма и тоже настояли на своём участии в поисках. Мужчины расцепили столы и кольцо превратилось в цепочку. Сергей Николаевич, как капитан плавучей гусеницы, обосновался на первом столе, последний достался Рыжему Клоуну.
— Господа, занимаем места согласно купленным билетам, — сказал он, помогая всем устраиваться на столах. — Раз уж я всё равно мокрый, отбуксирую наш теплоход до леса, а там придётся дружно по команде Сергея Николаевича отталкиваться от деревьев.
Подобравшись к лесу, договорились через каждые сто метров хором звать пропавшего и, после минуты тишины, плыть дальше. Метров через триста движение и хор стали мощнее. Сергей Николаевич медленно вёл столовое судно к каменным пикам. Туда, где они были в последний раз.
К скалам добрались в сумерках. Изумрудное небо становилось всё темнее, опускалась ночь, и было понятно, что ночевать придётся под жуткими пиками (Стражами Тишины, как их назвала пропавшая Ирина), потому что в лесу ночью ещё страшней. Да и звук от скал лучше отражается. Правда, когда темнота стала непроницаемой, Рыжий Клоун посоветовал не шуметь и тут же спросил:
— Ольга, а почему трижды? Ты сказала, что трижды умирала из-за меня.
Прежде чем ответить, Ольга немного покряхтела, иммитируя, видимо, копание в ненадёжной памяти, и честно призналась:
— Первый раз я умерла, вероятно, от радости, когда ты пришёл ко мне домой. Это была естественная смерть от сверхъестественных причин. Второй раз я врезала дуба, когда ты с дуба рухнул. Ну и в ресторане вы с Санто-Лано сильно злоупотребили нашим терпением. Мы уже только на ваши останки и рассчитывали.
— Что-то ты ко мне не нормативно привязалась, — вздохнул Рыжий Клоун и печально добавил: — Я, конечно, умный, потому что очень скромный, поэтому такой красивый, но астральная любовь — это круто! Круче забора у психдиспансера.
После возвращения. Ирина
Мужчина в сером костюме равнодушно смотрел на рыдающую Ирину и время от времени протягивал ей салфетки с отпечатанными на них хохочущими ангелами.
— Часто плачешь? — сухо спросил он.
Ирина отрицательно покачала головой, шумно высморкалась в салфетку и задумалась. Действительно, когда же она последний раз плакала? Она мысленно перематывала свою жизнь в обратном порядке. Чего там только не было! И работа с деспотичными начальницами, и муж со странными взглядами на семейные ценности, и Перестройка с голодными обмороками учеников и суицидами коллег и знакомых… Всё было, кроме слёз.
«Даже странно как-то», — подумала Ирина, считавшая себя чувствительной и легкоранимой особой.
И всё же она вспомнила, когда выплакала свои слёзы, которые были отпущены ей на целую жизнь. Это был последний день детства. С утра — последний экзамен, после обеда — традиционный поход с ночным костром у реки, а перед костром — вылазка на танцплощадку близлежащего санатория.
Она очнулась на деревянном настиле танцплощадки среди увлечённо танцующих пар. Одноклассница, с которой Ирина три года сидела за партой, помогла ей подняться. Оказалось, что какой-то пьяный недоумок зашёл на танцы и ударил со всей дури в челюсть первую же попавшуюся под руку девушку, и, судя по всему, все деликатно расступились, когда она упала от неожиданного нокаута.
Физически Ирине не было больно, но её душа в ту ночь плакала навзрыд. Плакала от того, что никто, кроме миниатюрной подруги, никак не выразил своего отношения к бандитскому нападению. Все — взрослые мужчины и женщины, одноклассники и юноша, с которым она танцевала — словно и не видели лежащую без сознания девушку.
Утром для Ирины началась взрослая жизнь, в которой (она теперь это точно знала) ей придётся рассчитывать только на себя.
«Может, благодаря тому удару ты и не сломалась там, где другие лезли в петли, сходили с ума, загибались от инсультов-инфарктов… — шепнуло ей эго. — Всё в этом мире происходит не просто так, а с каким-то смыслом. Нужно только его понять».