Шкаф с ночными кошмарами
Шрифт:
– Тебе снились хорошие сны?
Мне не снятся сны. Мне ничего не снится. Я проваливаюсь в небытие и выныриваю из него, чтобы встретить лицо Стивена Роджерса, перечеркнутое чудовищным шрамом. Я возвращаюсь в реальность для того, чтобы без сопротивления следовать в его игровую комнату, где случится то же, что и всегда – пытка над моим разумом.
Стивен помог мне опуститься на металлическую поверхность стола. Процедура была стандартной: он стянул на моих запястьях и щиколотках ремни, будто все еще считал, что в любой момент я могу убежать.
Бросая взгляд то на меня, то на ремни,
– Я все еще жду, когда ты сдашься и поговоришь со мной по душам.
Я перевела уставший взгляд на лампу над столом. Сонно моргнула.
– Нет.
– Нет? – Стивен немало удивился, и я обратила внимание на него. Он давно не слышал моего голоса – целую вечность. Внутри меня все тут же взбунтовалось: не смотри на него, не говори с ним – он никто.
Стивен выпрямился и скрестил руки. Раньше рубашка была белой, а теперь вся покрыта моей кровью. Готова спорить, он спит в ней. Может, даже принимает в ней душ.
– Ты хочешь, чтобы я сдалась, но не для разговора. – Стивен нахмурился, и его глаза наполнились противоречивыми эмоциями страха и сомнения. – Что с тобой случилось в тюрьме? Что случилось, когда заключенные узнали, что ты сделал с пятнадцатилетней девочкой? Что случилось, когда они поняли, какое ты ничтожество? Как быстро ты сдался?
Одним стремительным движением Стивен оказался рядом и схватил мои волосы в кулак. Я едва не вскрикнула. Плечи рывком оторвались от стола, вместе с этим напрягся пресс и на животе полопались швы. На мгновение я решила, что заплачу, но затем в глазах все прояснилось, и я увидела, насколько близко ко мне лицо Стивена. Наши носы почти соприкоснулись. Я увидела его длинные ресницы и глубоко посаженные красивые глаза. У него утонченные черты лица. Как у художника. Как у человека, который живет искусством. Как у человека, который насилует и убивает девочек.
– Ты хочешь утешить себя мыслью, что никто не сможет выдержать пыток, – прошептала я, и его взгляд мгновенно метнулся от моих губ к глазам. – Хочешь знать, что на твоем месте так поступил бы любой – сдался.
Я не договорила, потому что рот Стивена накрыл мой, и я сжала губы до боли. Почувствовала укус, но не отступила. Стивен отстранился и слизнул с моей нижней губы кровь.
– Даже если бы ты сдох в тюрьме, – сказала я, – все равно люди не стали бы тебя меньше презирать. Потому что ты ничтожество и всегда таким был.
Его кулак врезался в мой висок. Моя голова дернулась в сторону, и я снова подумала, что заплачу. Перед глазами поплыли круги, но слез не было. А даже если бы были, я бы не остановилась. Я буду продолжать. Молчать. Выводить его из себя. Главное – не сдаваться и не играть по его правилам. Главное – не умереть.
– Ты смотришь на меня свысока даже сейчас?! – Он приставил к моему горлу нож. Я затаила дыхание и не шевелилась. Смотрела, как сумасшедшие глаза Стивена едва не вылезают из орбит. Слушала, как его дыхание стало прерывистым, когда, проглатывая окончания, он пробормотал: – Ты сдохнешь, и никто не найдет твое тело.
Я
И Стивен с удовольствием продолжил, вжимая нож в мою тонкую кожу.
– Это вы виноваты. Маленькие девочки с хорошенькими улыбочками. Никто не замечает меня. Никто никогда не смотрел на меня.
– В тюрьме тебя многие заметили. Готова спорить, замечали каждую ночь.
Стивен набрал полную грудь воздуха и выдохнул сквозь стиснутые зубы.
– Как же мне заставить тебя замолчать? – Он сделал вид, что задумался, хотя я знала: план давно готов. Стивен все заранее продумал, ведь именно меня он винил во всем случившемся. Наверное, сидя в тюрьме, он мечтал сотворить со мной страшные вещи. Его рот растянулся в совершенно сумасшедшей усмешке.
– Может, отрезать тебе пальцы рук? Или, может, сломать каждый палец по отдельности? – Он выпрямился и склонил голову набок, наблюдая за моей реакцией. – А когда кости срастутся, я их вновь сломаю. И так снова и снова.
Он думает, что сможет жить на этом заброшенном складе вечно? Весь город рыщет в поисках этой крысы, сбежавшей из тюрьмы.
– Вижу, о чем ты думаешь, – с усмешкой протянул Стивен, постучав лезвием ножа по краю металлического стола. – Думаешь, тебя найдут. Кто-нибудь примчится к тебе на помощь. У меня для тебя новость: никто и не собирается спасать тебя. И никто никогда не найдет твое тело, которое я порежу на кусочки.
Как я и думала, он много фантазирует на эту тему. Я не показала, что боюсь. Возможно, я даже и не боюсь. Уже не знаю.
Стивен задумчиво очертил ножом мои скулы. Он не хотел озвучивать свой вопрос. Пытался спрятать очевидное любопытство, но тщетно.
Почему я не боюсь?
Я разлепила сухие губы. Сделала глубокий вздох. И медленно произнесла:
– Если я испугаюсь тебя, то проиграю.
И зажмурилась до боли.
Папа. Мама.
Я не боюсь.
Страх лишь в моей голове. Или я в голове у страха?..
Уже не так важно. Нет, мама, папа, я не сдаюсь. Я никогда не сдавалась. Я не сдалась, когда Стивен провел по моему горлу ножом. Мам, я не сдалась, когда в разные стороны брызнула кровь. Не сдалась, дернув обеими руками, закованными в ремни, когда попыталась прикрыть рану пальцами.
Я не сдалась.
Я не бросила Джорджи.
Я просто умерла.
Я ничего не почувствовала, когда открыла глаза.
На мгновение показалось, что Стивен Роджерс вовсе не вспорол мое горло, что кровь не хлестала из раны, забрызгивая мое лицо. Но что-то было не так. Мертвая тишина. Не такая. Только что она не была такой.
Стивена не было. Крови не было. Ничего не было.
Я сидела на краю операционного стола свесив ноги вниз, и мысленно обследовала свое тело. Провела ладонью по груди и животу. Одежда сухая, приятная на ощупь, у меня ничего не болит. Я спрыгнула на пол и опустила взгляд под ноги. Я в своих ботинках, не босиком, как прежде.