Школа 1-4
Шрифт:
– Тебе хорошо говорить, у тебя есть, где жить можно, а где я буду жить? На улице?
– Ты можешь у меня жить. Места хватит.
– Но я же не могу вс? время у тебя жить.
– Почему не можешь?
– Меня родители, наверное, с милицией будут искать.
– Не найдут.
– И что скажут твои родители?
– Они уехали. Их нет.
Мария недоверчиво смотрит на Юлю.
– С кем же ты жив?шь?
– спрашивает она.
– Я живу одна.
– О, - удивляется Мария. Потом е? лицо опять становится печальным.
– Но если я буду жить у тебя, я и в школу ходить не смогу.
–
– Я, например, давно не хожу.
– Что, совсем не ходишь?
– Совсем.
– А они что, думают, ты болеешь?
– Они думают, что я умерла.
2. Зв?здная мельница
– Как умерла?
– не верит Мария, от удивления даже переставая откусывать мороженое.
– Просто. Машиной сбило.
Мария думает.
– Ты никому не рассказывай, - продолжает Юля, почему-то глядя вверх, к вершинам деревьев.
Мария тоже смотрит туда и видит белые крылья облаков, покрытые аистиным пером нечеловеческой тайны. Когда тебя все считают м?ртвой, можно не ходить в школу, можно делать, что хочешь. Мария вспоминает, как умерла е? бабушка и как е? хоронили, несли в гробу по улице вдоль домов, сыпались белые лепестки каштанов, играла духовая музыка, т?тя Анна несла красную подушечку с бабушкиными трудовыми орденами. Возможно ли, что бабушка тоже была жива, и теперь где-то скрывается за старыми кирпичными стенами домов? Бабушка так любила е?, она когда была очень больная, вс? звала к себе Марию и говорила ей всякие странные вещи, которые Мария не могла понять, потому что болезнь исказила голос бабушки, но внимательно слушала и соглашалась, ей было жаль старое и умирающее существо, которое безвозмездно е? любило.
– Тебя хоронили?
– спрашивает она Юлю.
– Нет. Это была не я. Машина... Она разбила той девочке лицо, и они подумали, что это я. Платье у не? было такое же, - Юля вздохнула.
– Я думала сперва, поживу одна, потом вернусь, а когда хотела вернуться, родители уже уехали, не знаю куда.
– А ты любишь своих родителей?
– Да. Они хорошие, подарки мне всегда дарили.
– А меня отец бил, - с усилием говорит Мария, и сл?зы снова начинают напирать.
– Сильно.
– Ты поэтому и сбежала?
Мария кивает. Она сворачивает за Юлей на боковую аллею, где больше тени и газон усыпан одуванчиками. Они молча идут по алее, пока судороги не отпускают Марию, она отирает сл?зы и выбрасывает об?ртку мороженого в урну у зел?ной скамейки. Тут они останавливаются.
– Он меня убь?т, если я вернусь, - тихо говорит Мария.
– Возьм?т и убь?т.
– Не бойся, - говорит Юлия.
– Пойд?м ко мне, а то тебя, наверное, уже искать начали. Так, в школьной форме, сразу найдут. Я тебе одежду дам, у меня твой размер. Главное - выждать несколько дней, а потом они подумают, что ты тоже умерла и перестанут тебя искать.
– Но меня же не собь?т машина.
– Но тебя ведь могли украсть и убить, правда?
– Кто?
– Какой-нибудь злой дядя, который мучает и душит маленьких девочек. Какой-нибудь Дед Мороз, который ест маленьких Снегурочек, ам-ам.
Мария смотрит на Юлю, ожидая снова увидеть, как она улыбается, но Юля глядит вверх, в темнеющие водо?мы крон.
Они
Дом, в котором жив?т Юля, построен из старого ж?лтого кирпича, в его подъездах сыро и просторно, никто не экономил здесь при строительстве места, и лестницы оставляют между собой квадратный провал, достаточный для сооружения двух таких лифтов, как в доме Марии, хотя никакого лифта здесь нет. Перила лестниц высокие и с ручками из бурого дерева, полированного руками нескольких поколений стариков, большинство из которых уже умерло, и на стенах мало надписей, потому что с последнего ремонта уже не рождалось в доме новых детей. Туфли девочек пробуждают под сводами подъезда гулко стучащее по ступенькам эхо, улетающее вверх, к окошку в крыше, через которое ль?тся полуослепший от пыли солнечный свет.
Они поднимаются выше и выше, до последнего этажа, когда Марии уже страшно становится смотреть через перила в провал, настолько непривычно ей, что в этом доме смерть находится так близко к человеку, каждый день. На последнем этаже кроме двух квартир есть ещ? проволочная дверь со сбитым замком и лестница за ней, ведущая к ничем не обитой ржавой двери. Юля поднимается по лестнице и вытаскивает из-под блузки висящий на шее ключ. Вся лестничная площадка перед этой последней дверью завалена металлическим и деревянным хламом и ограждена проволочной сеткой, сквозь которую Мария может наконец посмотреть в подвластный могущественной геометрической перспективе т?мный провал.
– Пошли, - говорит Юля.
Повернувшись, Мария видит за ржавой дверью маленькое помещение, в котором, как в одном из снов, есть только два предмета: железная лестница и окошко в потолке. Юля запирает за Марией дверь и, держа в одной руке шоколадки и пачку с молоком, а другой хватаясь за боковые пруты лестницы, лезет наверх. Поднявшись за ней, Мария оказывается на крыше. Крыша покрыта красной черепицей, в нескольких шагах от Марии из не? раст?т труба. При появлении девочек с трубы срывается стая воробь?в и перелетает на другую трубу, дальше, а один, особенно бесстрашный, оста?тся на телевизионной антенне. Мария сидит на краю окошка, не решаясь встать, потому что крыша уходит вниз под углом, а Юля просто ид?т по черепице мимо трубы, туда, где в крыше есть невертикальная дверь. Стыдясь показаться трусливой, Мария медленно начинает двигаться ей вслед, нагнувшись и касаясь черепицы рукой. Над ней свистят стрижи.
Там, под дверью, начинается чердак, т?мный, пронизанный солнечными лучами и старыми бельевыми вер?вками, заваленный ящиками и металлическим ломом, новый дом Марии. Это продолговатая комната со сводчатым потолком, подпираемым шестью столбами, в противоположной стене видна закрытая на засов дверь.
– Вот здесь, - говорит Юля, садясь на золотистый в солнечном свете ящик, моя квартира. Ванной, конечно, нету, туалет на улице. Тараканы, мышки. Не очень, впрочем, холодно, потому что рядом труба. Летом даже жарковато. С видом на облака и прочее. Будешь тут жить?