Школа 1-4
Шрифт:
Потом они разжигают возле Марии кост?р из политых бензином веток и садятся ждать, вытянув ноги к огню, их бессонные глаза неподвижно смотрят на пламя. Косоглазая иногда снова начинает петь вполголоса, покачивая головой, язык этих песен непонятен Юле, наверное, они родились на неизвестной ей дал?кой земле, где никто никогда не был, и Юля размышляет о том, что там, может быть, и есть настоящий мир м?ртвых, там живут они и поют свои песни, а те, кто не попал туда, изнывают в странной тоске, ностальгии по своей незнакомой Родине.
Юля спит, не закрывая глаз, ей снится, что она ид?т какими-то бездымно горящими полями к огромной, повисшей у самого горизонта голубой луне, огонь
Она видит, как косоглазая вста?т иногда, бер?т Марию под мышки и сильно встряхивает, раскинутые руки девочки взмахивают над травой, голова бессильно закидывается назад. Юле снятся чащи светлой сирени и голоса детей, везущих санки на кол?сиках по тропинкам вечного сада. В небе собирается гроза, надо быстрее бежать в школу, чтобы укрыться там от дождя, сегодня воскресенье и в школе никого нет, только пустые светлые коридоры, запах мастики, раствор?нные двери классов, как комнат в пионерском лагере, где все уже ушли на пляж, за высокими окнами плещет прибоем лазурное море, взметаются белоснежные чайки, Юля отворяет окно и смотрит вниз, в скалистый обрыв, крылья даны тебе чтобы летать, зачем же ещ?. И она летит, приближаясь к искрящейся на солнце воде, которой всегда страшилась, склонившись через поручень катера, потому что эта красота скрывает под собой безжалостную глубину смерти, она пробивает е? насквозь и оказывается по ту сторону, в скрываемом от людей мире, где тоже есть небо и солнце в облаках. Боже, как велико творение Тво?, и нет предела ему.
Косоглазая будит е?, когда небо уже сильно посветлело и зв?зды утратили свой блеск.
– Уже светает, мне нужно идти, - говорит она.
Юля смотрит на безжизненно распрост?ртое на траве тело Марии, накрытое окровавленной курткой, снятой с запоротого Олега Петровича.
– Мы перетащим е? в развалины, и лучше всего, если ты будешь лежать на ней и греть.
– Она не проснулась, - качает головой Юля.
– Куда же ты ид?шь?
– Я не могу оставаться до утра. Ненавижу солнце.
– В развалинах не так уж много солнца, - пытается возразить Юля, но, встретив взгляд холодных узких глаз, замолкает.
– Солнце - это не свет, солнце - это боль, - шипит косоглазая.
– Мне от него не спрятаться нигде, даже под поверхностью земли. Бери за ноги.
Они затаскивают Марию в развалины тем же пут?м, которым ночью вынесли е? оттуда. Положив девочку на каменный пол, косоглазая стелит рядом куртку и взваливает Марию на не?.
– Теперь ложись сверху, - велит она Юле.
– Расстегни рубашку и ложись животом. Запомни: улица Фрунзе дом пять квартира восемь.
Юля послушно расст?гивается, разорвав полы рубашки в том месте, где они намертво слиплись от засохшей крови и ложится животом на голое тело Марии. Е? поражает, что грудь и живот немного теплее ног, за которые она е? несла. Юля обнимает подругу руками и прижимается к ней, уткнувшись лицом в прохладную щ?ку. Губами она чувствует ухо, похожее на маленький остывший оладушек, и дышит на него. Косоглазая уходит, и скоро становится слышно, как злобно гавкает е? мотоцикл. "Куда же она едет" - думает Юля. "Если ей даже под земл?й не спрятаться от солнца?"
Стены сереют, наступает утро. Там, наверху,
Она лежит так долго, целую вечность, сверху, мимо развалин, проезжают машины, солнце перемещает тени вокруг деревьев, ветер нес?т над озером безродную, ничему не принадлежащую пыль, крысы шуршат в глубине подземелья, царапая бетон, над телом Олега Петровича с ножом в спине жужжит мушиный рой, вся земляная мелочь сползается на пир из своих щелей, а Юле безразлично вс? это, она неподвижно лежит, обняв свою Марию.
А потом начинает быстро темнеть. Злой порыв ветра вметает в подземелье тучу бел?сой пыли. Звуки пропадают в гудении сквозняка, очнувшаяся Юля крепче прижимается к телу Марии, отворачивая лицо от воздушного потока, полного песочных игл. Первый отдал?нный удар грома сотрясает невидимое небо, и с облаков снова сыпется эта тонкая цементная пыль, как штукатурка с потолка, вихрь подхватывает е? и хвостами уносит за озеро, сбивая с крыльев тщетно кричащих птиц. Идущий навстречу великан снова рев?т, яростно, тревожно, а здесь, намного опередив его, уже вста?т, будто прямо из земли, шуршащая стена дождя. Юлю вдруг опутывает непонятный страх, она даже дрожит, стискивая зубы, удары грома становятся вс? сильнее и ближе, наконец со страшным грохотом небо растворяется над развалинами, как огромные золотые двери, Юля сжимается, пряча лицо в волосах Марии, земля вздрагивает под ней, но не ломается, потому что больше всего на свете есть она, слепая земля, полная червей, корней и погреб?нных мертвецов, полная своей, ч?рной медлительной жизни, больше неба она и больше солнца в небе. Юля как собственный дом ощущает е? бездонную глубину, забитую глиной и камнем, я могу уйти в тебя, ты спрячешь меня от зв?зд смерти. Они не увидят меня и я не умру.
Мария шевелится под ней. Юля вздрагивает и чувствует еле уловимое движение под собой, это пыльный ветер осторожно входит в грудь Марии. Вот снова. Юля поднимается, чтобы не давить Марии на слабое дыхание и поворачивает к себе е? лицо. Оно долго оста?тся м?ртвым, бледность вспыхивающих молний отсвечивает на н?м, вдруг вс? оно искажается болью, закидывается назад, и тело Марии начинает сильно корчиться, всхлипывающий хрип вырывается из приоткрытого рта, глаза открываются и невидяще смотрят на Юлю, в них стоит ужас. Она вспоминает свою смерть.
Прижав руки со сжатыми кулаками к груди, Мария вскрикивает и мотает головой, чтобы отвернуться от ужаса, но встречает его везде, он отовсюду смотрит ей прямо в глаза, она снова кричит и начинает бессильно плакать. Она жива.
Молнии гремят теперь где-то далеко, но дождь ещ? ползает по траве. Юля целует Марию в губы, в мягкий нос, в мокрые глаза. Она ласково называет е? по имени, прижимается к е? щекам, она так счастлива, что Мария снова жива.
– Ты - единственное, ты - единственное, что у меня есть.