Школа боевой магии. Том 1
Шрифт:
Мишка начал шарить рукой вокруг себя и наткнулся на корзину, схватил её и кинул в меня.
Корзина была полная. Я отшвырнул её, содержимое разлетелось. Но что-то попало в мою ладонь. Я поймал. И вдруг запнулся. Словно пелена с глаз упала. Я держал лапоть. Свой единственный, собственноручно сплетённый лапоть. Карету для Сонькиных кукол.
Я остановился и с удивлением уставился на лапоть. Что это было, блин?..
Мишка потихоньку вдоль стеночки обошёл меня и выскочил из учебной комнаты.
Но мне он был не интересен. Меня интересовало совсем
Я обессиленно сел на пол и потёр лоб.
— Что это было? — спросил я у пустой комнаты. — Что это, чёрт побери, такое было?
Я хорошо помнил, как чувствовал запах крови, как… Кстати, а где дощечка?
Я огляделся и увидел берёзовый брусок. Взял его и развернул, посмотреть, что там вырезал Мишка? И едва не застонал. Трилистник в круге! Этот чёртов триглав!
Я хотел встать и почувствовал что-то мягкое. Полотенце. Почему полотенце?
Вспомнил, как прихватил его, чтобы вытереться. Облился из таза я всё-таки не слабо. Это что, помутнение из-за воды что ли? Да ну! Агафья Ефимовна сказала, что если вода попадёт на тело, то заболеем, как Григорий Ефимович. Но у меня таких проявлений, как у Григория Ефимовича не было!
Или это из-за того, что я в подвале открыл дверь? Не может же быть, что я всегда был такой, но до сих пор не проявлялось?
Чёрт! Дело приобретало нехороший оборот! Что же теперь делать? Что со мной будет? Как я теперь буду жить? Я ж теперь опасен для людей! Меня ж изолировать надо…
Сиди не сиди, а мыться идти нужно. И я, прихватив лапоть и недовырезанный трилистник, подняв оброненное полотенце, отправился за одеждой. Сунул лапоть и трилистник под подушку и сразу в баню. В холодную баню. Ну и пофиг. Мне хотелось поскорее смыть с себя тот ужас, который я испытал, когда осознал, что чуть не загрыз Мишку. Я ведь вполне мог его загрызть. Если бы не лапоть…
Девчонки, к счастью, уже вышли и теперь развешивали на верёвке свою одежду. Они были в халатах не по размеру, но мне было не до того. Я только спросил, куда складывать грязную одежду. Потом бросил в бак, который стоял в предбаннике, и полотенце, и трусы. Залил водой и отваром, который уже стоял рядом в кастрюльке.
Мылся я тщательно. Шипел от холодной воды, но тщательно тёр намыленной губкой тело. А в глазах стояли слёзы — я чуть не загрыз человека! Господи, я чуть не загрыз человека!
Агафья Ефимовна отправила меня досыпать, хотя я убеждал её, что должен помогать девчонкам на кухне, так сказал Григорий Ефимович. Но она слушать ничего не хотела. Сказала, что мужиков на её кухне не будет никогда!
В другое время я погордился бы, что меня назвали мужиком, но сейчас я просто боялся идти в спальню. Я боялся, что снова проснётся зверь и я загрызу кого-нибудь. А потом меня охранники пристрелят как бешеное животное.
На самом деле я не боялся охранников, и даже желал, чтобы, как только я стану зверем, меня сразу же пристрелили б. Пока я никого не загрыз. Для меня это было страшнее всего — что я кого-то вот так…
Я наносил на кухню воды из колодца, несмотря на то что в кране вода была, достал
— Иди, иди! — проворчала она. — Нечего тут путаться под ногами и отвлекать девушек.
Я усмехнулся. Она думает, что я из-за девушек рвусь помогать… А я на девушек и не смотрел — меня держал страх. Мне хотелось находиться поближе к ней, к Агафье Ефимовне. Из нас четверых только она могла знать, что делать с такой хренью, я в этом уверен.
Но и рассказать ей о Мишке я не смог. Я правда хотел, но не смог. Как будто что-то запечатало мне рот. Про другое говорить — пожалуйста, а про то, что случилось в учебной комнате — нельзя.
— Ты о котёнке своём беспокоишься? — предположила, наконец, Агафья Ефимовна, заметив, что я всё ещё торчу посреди кухни. — С ним всё в порядке.
— Можно к нему? — попросил я.
Я вдруг понял, что могу поделиться бедой с Дёмой. И он меня поймёт.
— Можно, — ответила Агафья Ефимовна.
Мы прошли в комнату Агафьи Ефимовны. Там, недалеко от её кровати на полу было сделано место для Дёмы — невысокая коробка и внутри постелено полотенце.
Дёма лежал, было видно, как поднимался и опускался его бок — меня это порадовало — жив, бродяга!
Едва я подошёл к нему, Дёма приподнял голову, посмотрел на меня и постарался встать.
Я сел и аккуратно, одним пальчиком, погладил его по голове. В глазах защипало.
Я повернулся к Агафье Ефимовне и попросил:
— Можно мне остаться тут, с Дёмой?
Агафья Ефимовна вздохнула и разрешила. А сама ушла готовить завтрак.
— Дёмыч, — прошептал я, — Дёма…
А слёзы уже лились из глаз.
Дёма смотрел на меня, и я чувствовал, что он всё понимает. Такой маленький, такой смелый и такой беззащитный, и всё понимает.
— Дёмыч… — шептал я. — Что мне теперь делать? Как мне теперь жить?
И тогда Дёма заурчал, затарахтел. Негромко, но так по-человечески!
Я хотел взять его на руки, но побоялся причинить боль, поэтому просто лёг прямо на пол рядом с коробкой и протянул к нему руку. Я свернулся вокруг коробки калачиком, продолжая гладить Дёму.
Котёнок благодарно мурчал. Он был рядом. Значит, теперь всё будет хорошо.
Глава 19
Когда я открыл глаза, то обнаружил, что коробка пуста, Дёмы там нет.
Я подскочил, и увидел, что укрыт одеялом, лежу на полу рядом с коробкой в комнате Агафьи Ефимовны.
Котёнка не было ни в коробке, ни в комнате. Нигде!
— Дёма! — позвал я его сначала негромко, а потом громче: — Дёма!..
Котёнок не отзывался.
Я пометался по углам — нигде нет. И тогда, обезумевший от страха, что Дёма умер, пока я спал, и Агафья Ефимовна унесла его тело, я выскочил в коридор и сразу же уткнулся в незнакомого мужчину. Хотя он и был одет в гражданское, стало сразу понятно, что это человек военный. Более того, это человек, который привык отдавать распоряжения и привык, чтобы их беспрекословно выполняли.