Школа добродетели
Шрифт:
— Я не верю. Но она описала то, что случилось, и Томас прочел? Худшего способа узнать об этом не придумаешь…
— Да. Мне очень жаль, что все так получилось. Я собиралась ему сказать.
— А что еще говорил Стюарт? Разве он не почувствовал искушения? Как это странно!
— Искушения? Нет, конечно. Он мне сказал, что это иллюзия.
— Но вы его хотите, вы его желаете? Это называется любовью.
— Да… но так это невозможно… это должно быть иначе…
— Я этого не понимаю. Я думаю, он посоветовал вам остаться с мужем?
— Нет. Он этого не говорил.
— И оставить его в покое! Что-то не похоже, чтобы он очень заботился о вашем благе.
— Нет-нет, в нем… в нем столько добра… это как откровение…
— Извините, Мидж, я в это не могу поверить… давайте сначала. Вы были сильно влюблены в Гарри?
— Да, очень, и долго. Я хотела выйти за него, только не могла понять, как это сделать.
— Но неужели это могло вот так внезапно закончиться? Может быть, вы просто решили, что предпочитаете Томаса? То, что вы будто бы влюблены в Стюарта, кажется мне полной нелепицей. Какое-то безумие, фальшь, этого не может быть, тут скрывается что-то другое. А что сказал Томас?
— Он думает, что я по-прежнему люблю Гарри. Что это эпизод моей связи с Гарри. Нечто вроде посттравматического синдрома.
— А с Гарри вы встречались?
— Да, но не так, как прежде.
— Как это ужасно для всех! Господи, какая путаница. Знаете, я думаю, Стюарт — это ложный след.
— Что ты хочешь сказать?
— Он вообще ни при чем. Просто внешний импульс, как удар о стену — вы налетели на него и ударились. Все происходит у вас в голове. Вы думаете, будто влюблены в Стюарта, но на самом деле это последствия того, что у вас открылись глаза. Вы удивлены собственной способностью видеть вещи в ином свете…
— Нет, у меня другие ощущения, — возразила Мидж. — Я хочу быть с ним, а он, наверное, никогда не захочет видеть меня. Я думаю об этом, и мне не хочется жить… и это не позволяет мне думать о них…
— О ком?
— О них.
Мидж обнаружила, что ей трудно выразить это иначе.
— Вы говорите о Томасе и Гарри, о чем и я говорю. Это бегство от выбора. Вы думаете, будто влюблены в Стюарта, и это дает вам новую энергию. Вы получаете отсрочку, чтобы не решать другую проблему, к которой все равно придется вернуться… Постойте, постойте! Вы сказали, что все, чего вы хотели, обесценилось. Возможно, в этом и было откровение. Вам придется оценить все заново, вам придется увидеть все… Может быть, Стюарт сделал для вас что-то важное.
Эдвард чувствовал нарастающее возбуждение.
— Я не могу, — ответила Мидж. — Не могу оценивать, не могу видеть. Я хочу, чтобы он утешил меня… это ужасно… я ужасна…
Она заплакала так тихо, что прошло несколько секунд, прежде чем Эдвард заметил слезы у нее на щеках.
— Дорогая Мидж, не плачьте! Позвольте мне утешить вас, позвольте взять вас за руку.
Эдвард подвинул свой стул к ней, так что их колени соприкоснулись. Он взял руку Мидж, и ее голова тяжело упала ему на плечо. Эдвард наклонил голову, и его прямые длинные волосы перемешались с ее волосами, белокурыми и ароматными, в которых он теперь
— Дай мне платок, Эдвард.
— Держите. А теперь попробуем разобраться. Не волнуйтесь по поводу Стюарта. В некотором роде вы принесли ему пользу. Вы его потрясли. Ему придется постараться и найти наилучший образ действий. Конечно, он встретится с вами снова и пожелает стать вашим другом. Между вами есть связь.
— Ты так думаешь?
— Да. Так что это вам обоим пойдет во благо. Но ваша любовь — иллюзия. Это должно было произойти, как мгновенная вспышка. Стюарт — это нечто постороннее, а все ваши чувства — они внутри вас, Стюарт — ничто, он бессилен, он ненастоящий. Я хочу сказать, что он всего лишь случайность, вы его выдумали. Так, как вы это себе представляете, вы ничем не связаны. А Гарри и Томас — они реальны. И Мередит реален.
— Я могу через суд добиться опеки над Мередитом. Господи, какой кошмар… И Томас, он слишком холоден.
— Это на него похоже. Он так привык скрывать свои чувства, что ему, видимо, пришлось самоустраниться. Бедный старый Томас, как ему досталось! Вы же знаете, что он вас любит, какую бы холодность он ни выказывал. Вы должны знать это. Кстати, а где он?
— В Куиттерне. Он уехал и оставил меня… решать, чего я хочу.
— И чего вы хотите?
— Не знаю… Ты думаешь, Стюарт не будет меня ненавидеть? Я хочу изменить свою жизнь.
— Вы ее уже изменили. Вы разорвали тайную любовную связь. Если Стюарт дал вам почувствовать, что это ужасно, возможно, так оно и есть. Вы можете и дальше менять свою жизнь, вы можете сделать много добра. Что вам мешает, что всем нам мешает творить добро? — Эдвард помолчал несколько мгновений, его потрясли собственные слова. — Конечно, Стюарт не будет ненавидеть вас, у него добрые намерения. Не волнуйтесь за Стюарта. Ему как раз и нужно, чтобы о нем не беспокоились, словно его здесь нет, и если он что-то сделал вам, то по одной лишь причине: это все равно должно было случиться. Если ваша связь с Гарри в самом деле опостылела вам и если вы понимаете, что Стюарт может быть только другом, вдохновляющим вас, — это немало. С другой стороны, если вы по-прежнему влюблены в Гарри…
Мидж, которая внимательно смотрела на Эдварда и все еще держала его за руку, вдруг встала и закрыла руками лицо. Она услышала, как повернулся ключ в замке парадной двери. Только у двух человек был этот ключ — у Гарри и у Томаса.
— Иди и останови его, — велела она Эдварду. — А потом скажи мне, кто из них пришел.
Эдвард стрелой промчался по гостиной и исчез за дверью. В холле он увидел Томаса.
Тот смотрел на Эдварда со странным выражением — внимательно и испытующе, но в то же время лукаво, словно сегодня у Эдварда был день рождения и Томас принес ему подарок-сюрприз. Похоже, он не удивился, увидев гостя.