Школа добродетели
Шрифт:
Они сидели в маленькой комнате Стюарта, он — на кровати, она — на стуле. Говорили вполголоса. Косые бледные солнечные лучи проникали сюда через грязное окно, которое Стюарт закрыл, когда неожиданно появилась Мидж. Стены в комнате были бледно-зеленые, с разводами; край сверкающего новизной линолеума задрался и мешал открываться дверям, а по цвету он тоже был зеленым, но более ярким. В комнате имелась раковина, рядом с ней висело тонкое белое полотенце. На маленьком столе были разбросаны бумаги, брошюрки, незаполненные бланки. В пыли под кроватью виднелся наполовину разобранный чемодан, его сломанная крышка валялась на полу. Стенные панели подернулись тонким слоем пыли. В комнате стоял холод, пахло нестираным бельем и сыростью.
Стюарт мерз, ему было неловко. Перед появлением Мидж он брился, энергично плеща себе в лицо холодной водой, его волосы промокли, а рубашка была расстегнута. Он попытался застегнуть пуговицы, но спутал петли, а опускать глаза и исправлять положение ему не хотелось —
Мидж сбросила плащ на пол. Она оделась строго — коричневая юбка, белая блузка, почти без косметики и без драгоценностей, но аккуратный кожаный пояс и туфли каким-то образом, словно изысканная подпись, свидетельствовали о высоком качестве искусно подобранного костюма. Она сидела в изящной позе, чуть повернувшись, бессознательно поддернув юбку. Во время разговора ее маленькие руки с ярко-красными ногтями нервно двигались по кромке юбки, по коленям, потом устремлялись к шее, к волосам, словно два маленьких испуганных зверька. Хотя ее талию уже нельзя было назвать осиной, выглядела Мидж собранной, элегантной, молодой, натянутой, как струна, как юный солдат в безукоризненной форме. Она поминутно откидывала назад густую гриву ярких волос и нервно подергивала пряди.
— Стюарт, неужели ты не понимаешь, о чем я тебе говорю, в чем смысл всей этой сцены? Не понимаешь, что это значит, когда один человек непременно должен видеть другого, когда больше всего в мире он хочет говорить с ним, быть с ним? Я тебя люблю. Я влюбилась в тебя.
Это была правда. Мидж потом поняла, что это случилось в машине, когда они возвращались из Сигарда и она так ясно поняла, что не хочет, не может прикасаться к Гарри. Она почувствовала, как медленно меняется ее тело: его охватил ужасный холод, а потом оно постепенно стало отходить, отогреваясь в лучах, идущих сзади. Сначала она сидела недвижно, испытывая целый букет эмоций — страх, отчаяние, гнев, смущение, раскаяние. Она хотела, чтобы Стюарт исчез, умер, никогда не появился на свет, чтобы его ужасная совесть, его знание испарились без следа. Она ощущала его крупное белое тело, тяжело расположившееся так близко за ее спиной, на заднем сиденье машины. Она воспринимала его как зараженный труп, грозящий смертельной болезнью, отвратительный, опасный. Через какое-то время внутри Мидж осталась лишь усталость, и она сдалась безнадежному тихому чувству, охватывающему человека, когда он «хлебнул через край». Затем тепло потекло по ее телу, и она, даже не изменив позы, расслабилась и позволила себе отогреться. Это было желание — ни на кого не направленное, новое. Как такое могло случиться? Какое-то физическое явление, феномен, словно ее тело претерпевало трансформацию, словно под воздействием излучения изменялись его атомы. Мидж почувствовала умиротворение, она была готова уснуть, но в то же время ощущала напряжение жизни. Она понимала — или позднее поняла, — что Стюарт каким-то образом воздействует на нее, что его близость влияет на нее. Что это означало? С ней никогда ничего подобного не случалось. Все это, как и она сама, как ее изменившееся «я», было абсолютно новым. У Мидж возникло искушение повернуться, но это было невозможно. Она сидела, глядя вперед широко открытыми удивленными глазами, чувствовала сбоку присутствие Гарри, его нервные движения, глубоко дышала и размышляла о том, что так неотвратимо происходило в салоне машины. Это было нечто совершенно безличное, какая-то космическая химическая реакция, в которой Стюарт выступал как чистая сила, а она — как чистая материя. Это ощущение обезличенности, неотвратимой объективности происходящего было столь острым, что в тот момент Мидж и в голову не пришло задуматься: а разделяет ли его Стюарт?
Потом она вернулась в Лондон. Томас увез ее в Куиттерн, и она была рада уехать, отдохнуть, разобраться в том, что с ней случилось. Конечно, нужно поехать к Стюарту и сказать ему, но сначала надо просто увидеть его, побыть в его присутствии. Это было ясно. Но теперь она начала видеть и все остальное. Неужели опасная близость Стюарта непоправимо разрушила ее любовь к Гарри, их прекрасное взаимное влечение, которое она так лелеяла, которое наполняло ее дух и возвеличивало ее тело, которое в течение почти двух лет определяло ее тщательно расписанную жизнь? Нет, конечно, она не могла разлюбить Гарри, конечно, она продолжала любить его, но эта любовь изменилась. Одна в Куиттерне с мужем и сыном, изолированная на этом отрезке пространства и времени, она погрузилась в полусонное состояние и пыталась не думать о случившемся или о том, что будет делать дальше. Она просто наслаждалась своим чувством к Стюарту, холила его, утверждала. Стюарт словно уже был отдан ей, как вещь, как тема для бесконечных размышлений. Она восстанавливала все воспоминания о нем, начиная с его детства, она медитировала над ним, она собирала его. Она испытала облегчение (и одновременно обиду), когда вернулась в Лондон и обнаружила, что Гарри вышел из дома, а не ждет ее, любя и волнуясь, у телефона. Она не собиралась встречаться со
— Не говорите глупостей! — воскликнул Стюарт — Уходите домой.
Она поднялась со стула, бросилась к кровати и села рядом с ним. На мгновение ее нога, прикрытая тканью юбки, прикоснулась к нему, и Мидж почувствовала тепло его крепкого тела под рубашкой. Стюарт вскочил и отступил к окну, опрокинув на ходу стол и сбросив на пол бумаги.
— Мидж, не говорите таких абсурдных нелепостей…
— Стюарт, послушай меня, не торопись с ответом. Я знаю, это может показаться безумием, я знаю, это неожиданно, но это нечто настоящее. Не отвергай меня с ходу, подумай… Я знаю, ты хочешь жить особой жизнью, без секса, никогда не жениться, я это уважаю, мне это нравится. Я только хочу иногда бывать с тобой, я только хочу, чтобы ты принял мою любовь и воспринимал меня как друга или служанку. Я могу быть полезна для тебя. Ты хочешь творить добро, нести его людям — и я тоже. Моя жизнь была никчемной, бесполезной, полной тщеславия, вот почему ты так важен для меня. Если ты понимаешь это, ты должен позволить мне быть с тобой… Я могу стать твоей помощницей, твоим секретарем, я буду готовить тебе, делать что угодно. Пожалуйста, пойми, о какой малости я прошу. Я всего лишь хочу быть вместе с тобой, не отвергай меня, не отсылай прочь раз и навсегда, я просто хочу подарить тебе мою любовь…
— Прекратите, — прервал ее Стюарт. — На самом деле вы не верите в это и не чувствуете ничего подобного. Вы даже не понимаете, что говорите, это бред… У вас нервный срыв, это последствия шока, который вы испытали, когда вдруг увидели меня и Эдварда в том доме. Вы, естественно, рассердились, а это особый способ отомстить мне. Завтра вы сами поймете это, и ваши чувства изменятся. Я, конечно, желаю вам добра и надеюсь, что вы примете правильное решение и будете счастливы, но то, что вы сейчас сказали, — это сущий бред. Вы не в себе. Идите домой и отдохните. Пожалуйста, уходите. Я открою вам дверь.
Мидж соскользнула с кровати и оказалась у двери раньше Стюарта, не дав ему отпереть ее.
— Ты убил мою любовь к Гарри. Она прошла. Ты доволен? Теперь я одна, я твоя, и ты должен принять ответственность за меня, ты должен знать, что я чувствую, ты должен принять и признать меня, я должна существовать для тебя и быть в твоей жизни, это должно случиться. Это дело твоих рук, ты спровоцировал это. У тебя тоже есть чувства, и я ощущаю их. Все началось в машине — я чувствовала, как ты притягиваешь меня, ты наверняка захотел меня тогда.
— Простите, — сказал Стюарт. — Я не хотел вас ни тогда, ни в какое-либо другое время, у меня нет никаких таких чувств. Пожалуйста, не заблуждайтесь на этот счет. А теперь идите домой, примите аспирин и ложитесь в кровать. Я ничего не могу для вас сделать. Даже то, что я слушаю ваш бред, вредит вам.
— Ты тронут, ты возбужден, я тебе небезразлична. Я одна не могу быть причиной этого — такого сильного и безмерного. Влюбиться — это чудо, возобновление жизни, и ты должен что-то чувствовать. Ты заставил меня влюбиться в тебя. Я теперь должна сказать им всем — Гарри, Томасу, Мередиту…
— Мидж, пожалуйста, пожалуйста, перестаньте лгать и приносить горе людям. Все это ложь. Того, о чем вы говорите, нет, и меня там нет. Хотите изменить свою жизнь — возвращайтесь к Томасу, хотите чуда и обновления — ищите их там. Если вы прекратите лгать и отправитесь домой, то увидите, что именно там вы по-настоящему счастливы. Вы не обретете счастье ценой обмана. Я не верю тому, что вы сейчас говорили о вашей любви к моему отцу, но если обстоятельства все-таки меняются, это хороший знак. Вы почувствуете, что освободились…
— Освободилась! Не издевайся надо мной. Ты не видишь, как я страдаю? Да есть в тебе что-то человеческое или нет? Нет… Ты не видишь, не понимаешь… Я тебе напишу, я все объясню.
— Пожалуйста, не пишите, я не буду читать ваших писем и не отвечу. Пожалуйста, не начинайте ничего…
— Не начинать?! Да все уже началось! У тебя ключ к моему желанию. Только ты можешь утолить мою боль. Пожалуйста, прикоснись ко мне, твое прикосновение исцелит… не отказывай мне в этом, не отталкивай меня… возьми мою руку, умоляю тебя! Если ты этого не сделаешь, она засохнет и отвалится… я вся горю, все мое тело горит… бога ради, спаси меня, утешь меня, прикоснись ко мне…