Школа наемников

Глумов Виктор

— Да вроде.

— На, — сунул флягу, — тут пара глотков осталась, я потерплю. Мне не привыкать... И вообще, всё, что до Омеги было, как будто происходило с кем-то другим, это не моя память, не осталось ни сожаления, ни то­ски, ни тем более обиды. От меня прежнего тоже, как видишь, ничего не осталось. А что с мамкой моей, знаешь?

Горячая вода обжигала и жажду не утоляла. Артур вы­тер рот рукой и ответил:

— Померла в прошлом сезоне от пьянки. Муж-то ее еще раньше копыта отбросил, когда, уж и не припом­ню... Правда, что мой батя к ней приходил? — Артур вспомнил скандалы, которые устраивала мама, и не сдержал любопытства.

— Было дело, но я помню смутно,

совсем мелкий был. Когда подрос, уже нет... Слушай, а с братьями мо­ими что?

— За манисами чистят, их за это кормят, ты не пере­живай. Младший... не помню, как звали... ну, самый младший, ты его, наверное, не видел, тоже помер.

— Мужики! — завопил Петр, глядя с обрыва. — Ло­жись! Едут!!!

Артур выглянул из-за камней: по долине катились две крошечные, будто игрушечные, машины. Отсюда и не разглядишь, что это. Вроде не танкеры, больше похожи на гусеничные грузовики. Авдей лег на пузо. Артур при­кинул: высоту действительно не видно снизу, Леке прав. Но похоже, машины целенаправленно ехали сюда.

Об этом догадался лишь Артур — Петр и Авдей мол­чали. Храпел Орв. Леке сосредоточенно ковырял ног­ти ножом. Чтобы не сеять панику, Артур подполз к не­му и спросил:

— Они ведь сюда едут? Ни разу не свернули, прут по прямой.

Леке посмотрел как-то странно: то ли с сожалением, то ли с пренебрежением, и покачал головой. Прищелк­нул нож к браслету и позвал Авдея и Петра. Те тотчас образовались рядом.

— Я должен вам кое-что сказать, — заговорил Леке так тихо, что они пригнулись. Курсант положил руки им на затылки... и вдруг столкнул лбами. А потом ткнул в шею одного и второго — мужики вырубились.

Артур не успел уклониться, получил удар ребром ла­дони по шее, и мир накрыла темнота.

* * *

Высший был там, на Полигоне, не телесно, нет, но еди­но с Низшими. Контролировал их жестко, как никогда, подавлял всякую инициативу. Беда Низших — отсутст­вие воображения, но в этом его, Высшего, счастье. Они не самостоятельны и полностью послушны Высшему, они всегда готовы слиться с ним в единый организм, стать его придатками. Как сейчас.

Высший ликовал. Испытание близилось к концу, и уже понятно было, кто из мальчиков справился. Лучшие испы­тание прошли. И даже начали сопротивляться «голосам в голове». Высший смотрел, как отбивается от вымыш­ленных тварей команда Лекса, и на душе у него делалось тепло и спокойно.

Смотрел, как на голом упрямстве, безоружный, устав­ший, борется с судьбой Кир, и от души гордился парнем. Все-таки хорошо, что мутант не позволил «диким» его убить, такие тоже нужны. На передовой. Омега вырас­тила достойных людей. Омега — оплот человечности в мире разрухи. При помощи Низших Высший поднимет этот мир с колен, выбьет из Пустоши жестокость. При помощи Низших он возродит цивилизацию Древних, гар­моничную, направленную на развитие личности... Теперь Высший уверился: он сможет сделать это.

Скатов Высший видел на картинках, червей — в кни­гах, оставшихся еще с Древних времен. Создания получи­лись как живые!

Высший гордился собой. Только сознание, свободное от рамок нынешнего мира, сознание над-человеческое способ­но творить

с таким размахом. Низшие не чувствовали красоты момента, но послушно транслировали в головы людей картинки, передаваемые Высшим. Они тоже от­лично справились с заданием.

А мутант, сопровождавший людей, не выдержал, сва­лился и не оценил трудов Высшего. Обидно. Но с мутан­том стоит поработать, он почти... почти. Нет, он — не Низший, но он умен. И достоин лицезреть Высшего и слышать его слова.

Солнце клонилось к закату. Оно сядет — и «холмо- вейник закроется», как говорят на Пустоши. Истечет закатным светом небо, истечет срок испытания. Кур­санты вернутся домой. Высший потянулся к сознанию Лекса, коснулся его: парень держится. Слишком легко ему все дается. Высший приказал одному из Низших, и огромный червь плюнул в Лекса кислотой. Тут же второй Низший, покорный воле Высшего, заставил Лекса почувствовать, как слизь разъедает кожу, вы­жигает глаза. Высший отвернулся: не хотел ощущать чужую боль.

Солнце уже почти касалось скал. Низшие устали, силы их были не бесконечны. Они молили дать им глоток сво­боды — погулять, поспать. Конечно, Низшие просили не словами — они вообще не умели говорить и не владели аб­страктными понятиями. Они просто ныли, как ноют на­труженные за день мышцы.

Еще немного. Высший передал им свою волю, но Низшие будто засыпали на ходу. Один и вовсе отключился, выпал из единения, и Высший решил заканчивать. Он дал Низ­шим почувствовать его радость, благодарность, любовь и поддержку и отпустил их — разом. Сейчас на Полигоне курсант перестанет царапать лицо, исчезнут следы бит­вы. И останется последняя, заключительная часть испы­тания, которую Высший уже не увидит и на которую не сможет повлиять.

Схватка с собственной совестью. Схватка с собствен­ными страхами.

Раньше испытание было примитивным: будущие офи­церы всего лишь убивали «мясо» и штурмовали специаль­но возведенный укрепрайон. Задача для тела и ума, но не для личности. Они выходили с Полигона не изменившими­ся, в то время как этих мальчиков Полигон переделал, вы­лущил, выковал из щенков — людей.

Высший вынырнул в реальность и открыл глаза. За ок­нами кабинета было еще светло. Никто не посмел нару­шить покой генерала, ни один подчиненный не постучал­ся, не отвлек. А ведь офицеры ждут приказа: ехать -на Полигон, забирать курсантов.

Высший улыбнулся. Поднялся с кресла — тело затекло от долгого сидения, — размял ноги и руки. В кабинете ца­рила прохлада. Стены выкрашены светло-зеленой краской, под ногами — прекрасно сохранившийся ковер. Несколько удобных кресел, письменный стол (на столе пусто, толь­ко письменный прибор). Высший любил свой кабинет, как любил всю территорию Омеги, свой дом. И хотел привне­сти порядок в жизнь всей Пустоши. Так будет лучше.