Школа негодяев
Шрифт:
– А-а-а-а-а-а! – зарыдал пленник, плюясь слюной и кровью. – Шесть! Я больше не знаю! Шестеро! Директор! Для завуча по направлениям! И трое учителей по дисциплинам! Они с полуфабрикатом работают! Навыки закрепляют! Я, клянусь, ничего не знаю… Больше ничего! Не убивайте!
– Где новенькие? – спросил Умка уже тише.
– Кто?
– Где те, кого привезли в последнюю неделю? Ты мне дурака не валяй!
– Они на первой химии, – прошепелявил техник. – Сначала обработка дней пять – потом после химии – первичный прожиг матрицы…
Он не говорил о людях, о детях, о подростках. Он говорил о технологии, процессе прожига матрицы.
Указательный палец, лежащий на спусковом крючке, начала сводить судорога. Умка с трудом взял себя в руки.
– Где первая химия?
Пленник ткнул пальцем вверх.
– Второй этаж. Над нами. Там весь этаж – химия да мониторные.
– Я спросил – где первая химия?
– Первый зал слева от лестницы, – радостно сообщил парень, шлепая губами. – Легко найдете. Там шутники на двери табличку привесили – ясли. На третьем, где тренировочные залы и все начальство – там таблички первый класс, второй класс, третий и «учительская». Это, типа, чтобы не заблудиться в школе…
– Шутники, значит, – повторил Сергеев, расплываясь в улыбке, от которой и у записного палача могла случиться истерика. – Ну, когда встретишься с ними в аду, передашь, что шутка мне не понравилась!
Техник успел только выпучить глаза.
Умка не стал тратить на него еще один снаряженный картечью патрон. Треснувшие от резкого удара ноги ребра пробили сердце и легкие не хуже пули. Тело выгнулось в предсмертной агонии, из распахнувшегося рта плеснуло темным, вперемешку с рвотой, ноги заколотили по линолеуму пола, но умирал пленный в одиночестве – его палач отвернулся от отработанного материала.
Зуб за зуб. Глаз за глаз. Кровь за кровь.
– Нам на второй… – скомандовал Сергеев Вадиму, и они выскочили в коридор. Появление получилось очень своевременным. Группа охранников неслась по направлению к площадке на лестнице, где вели бой Матвей с Ириной, словно стадо на водопой – плотной группой. Догадка о том, что кто-то может их поджидать в коридоре, в их головы просто не приходила. Сергеев и в мыслях не допускал, что вся охрана школы выбиралась по мусорному типу. Тут явно было с десяток человек элиты, но держать полсотни элитных бойцов на затерянном в Пограничье объекте было бы очень накладно. Значит, спецов, стоящих дорого, разбавили пушечным мясом, которое ничего не стоило, да и годилось исключительно на то, чтобы гонять мелкую бандитскую нечисть по окрестным лесам, ловить детей да убивать беззащитных, не успевших ни к кому прибиться новичков.
Стадо из пяти голов топотало по коридору укомплектованное по самые брови: такими же самыми «трещотками», что и почившие в лесу ассенизаторы, брониками, новейшими разгрузками, увешанными цилиндриками и кругляшами гранат, шлемами с легко бронированными забралами. Еще десять секунд – и они бы вышли на оставленный Сергеевым заслон, не дав Матвею и Ире ни малейшего шанса.
Но не сложилось.
Жилет колени не защищает. Никто из них не успел отреагировать на выпавшего из дверей, буквально перед ними, человека. Расстояние эффективной стрельбы для гладкоствольного ружья с отпиленными по цевье стволами не более восьми – десяти метров. Здесь же оно не превышало четырех.
Сергеев рухнул на пол, потянув за спуски обреза, и два заряда омедненной картечи, способной пробить с
Тела еще не успели рухнуть на землю, как их начали прошивать пули сергеевского АК, не легкие калибра 5.45, а 7.62-миллиметровые, для которых с такого расстояния жилет не помеха. Охранники падали, словно в порядке очереди – каждый получал свою порцию свинца и уступал место следующему. Автомат грохотал так, что у Сергеева заложило уши. Пули крошили жилеты, шлемы и плоть, находили незащищенные места или просто вгоняли пластины брони в тела.
В тот момент, когда затвор АК лязгнул, не найдя следующий патрон, все пятеро были мертвы, как снулые рыбы. Ни один из них не успел даже пустить в ход оружие, которое держал наизготовку.
Умка же вскочил, словно «Ванька-встанька», приподнял ствол АК, переворачивая левой рукой скрученные изолентой магазины, и в тот момент, когда он снова твердо стал на ноги, затвор, скользнув по раме, подал в ствол патрон из нового рожка. Готов!
Но стрелять более было не в кого. Между крашеными бетонными стенами висело густое облако пороховых газов и все еще гуляло эхо выстрелов.
Вадим с клацаньем захлопнул отвисшую челюсть. Глаза у него были совершенно круглые, словно у подростка, на глазах которого фокусник только что достал из цилиндра не обыкновенного кролика, а голую Анжелину Джоли.
– Собираем гранаты, быстро! – скомандовал Сергеев. – Не стой, не стой! Все, что можем использовать – берем.
Некоторые трупы еще подергивались, но Умка не обращал на это никакого внимания. Он снова был тем, кем его делали столько лет – машиной для убийства людей. Одной их самых совершенных машин для убийства, большой удачей воспитателей давно исчезнувшей системы. У охранников на разгрузках крепились «дымовухи», «световые» заряды и обычные осколочные. Один из них, которому пуля Умки угодила в шею, так и не выпустил из рук снаряженный «шмель». Сергеев оскалился.
«Используй все, что под рукою, и не ищи себе другое!» – банальщина из древнего мультфильма, которую он помнил с детства. Банальщина – но как к месту пришлась! Вот ведь как здорово – не тащили мы с собой эту смертоносную машинку! Сами, красавцы, нам принесли! Доставили из рук в руки! Сколько тут у вас охраны, говорите? Сколько готовых пятерок? Пять? Смотрите-ка, а у нас сюрприз, шефская помощь вашей школе – два «шмеля» в одной связке! Отличная штука, если умело использовать! И, можете не сомневаться, используем! Но для начала, нужно найти ясли… И Молчуна. А потом можно уже и «шмелем», который не разбирает, где свои, а где чужие, потому, что своих тут нет, тут все насквозь чужие!
На площадке снова загрохотал АК Подольского. Сергеев с Вадимом, волоча за собой трофеи, бросились к лестнице.
Матвея ранило еще раз – на этот раз в ногу. Пуля рикошетировала от перил и попала в икру левой ноги, пропоров мышцу, и остановилась, упершись в кость. Ирине лишь посекло лицо осколками бетона. Это было болезненно, но в сравнении с раной Подольского – сущие пустяки. Новый болевой шок привел Мотла в чувство, но по всему было видно, что он в полушаге от глубокого обморока. Шок бы уже и наступил, но Матвеева сила воли позволяла раненому даже улыбаться Умке с Вадимом, пока они переносили его на следующую позицию.