Школа остроумия, или Как научиться шутить
Шрифт:
сверстников-соотечественников, Даниил Хармс (тогда еще Даня
Ювачев) воспринимал "черный юмор" В. Буша, так сказать,
целиком.
Творчество обэриутов
На русской почве традиции "черного юмора" прививались
плохо, и наиболее значительным автором этого направления
можно считать именно Д. Хармса.
Прежде чем перейти к поэтике "черного юмора" у Хармса и
других обэриутов, остановимся на секунду на отдельных его
проявлениях в предшествующий
О гимназическом анекдоте 1910-х годов читаем у В.
Каверина: "Сережа пришел с экзамена? — Да. — А где он? — В
гостиной висит".
Или возьмем журнал "Новый Сатирикон" накануне закрытия
большевиками. На рисунке пассажир извозчичьей пролетки
обращается к вознице: "Ямщик, не гони лошадей, мне некуда
больше спешить". Соль в том, что у ездока вспорот живот, из
которого вываливаются кишки, а от пролетки убегают грабители.
В том же номере читаем рассказ Аркадия Бухова:
— У нас будит дети, — с загадочной улыбкой сказала
Девушка. — Ребенка можно не кормить, они только легче
умирают от этого, эти самые ребенки. Ах, я люблю детей. Мне
хочется от тебя ребенка.
— Маленького, тепленького, розового, — кинул вдаль свою
мечту Юноша.
— Мягкого, сочного, — взметнулась душа Девушки.
— И чтобы кожица хрустела, — нежно шепнул Юноша, —
а по бокам картофель и сметаны побольше...
Эстафету "черного юмора" подхватили обэриуты. Приведем
несколько примеров из творчества Д. Хармса.
О детях я точно знаю, что их не надо пеленать. Их надо
уничтожать. Для этого я бы устроил в городе центральную яму
и бросал бы туда детей.
Или:
Тут же невдалеке носатая баба била корытом своего
ребенка. А молодая, толстенькая мать терла хорошенькую
девочку лицом о кирпичную стену. Маленький мальчик ел из
плевательницы какую-то гадость.
Или:
Великого императора Александра Вильбердата при виде
ребенка начинало рвать. Во времена великого императора
показать взрослому человеку ребенка считалось наивысшим
оскорблением. Это считалось хуже, чем плюнуть человеку в
лицо, да еще попасть, скажем, в ноздрю.
Кульминацией такого рода рассказов в творчестве Д. Хармса
следует признать его последнюю, предсмертную вещь под
названием "Реабилитация":
... Говорят, я пил кровь, но это неверно: я подлизывал
кровяные лужи и пятна — это естественная потребность
человека уничтожить следы своего, хотя бы и пустяшного,
преступления. А также я не насиловал Елизавету Антоновну... Я
имел дело с трупом, и ей жаловаться не приходится....
Наблюдая близость эстетики Д. Хармса к опыту
"Сатирикона", отметим принципиальное различие этих позиций.
Опусы Буша публиковались открыто, а "игры со смертью" Д.
Хармса были достоянием узкого круга его друзей и стали
известны широким кругам читателей лишь в начале 1990-х
ГОДОВ.
Впрочем, необходимо отметить элементы "черного юмора" и
в тех текстах, которые Хармс мог публиковать легально, — как
детский писатель.
Король в это время растапливал печку, чтобы сжечь
королеву. Королева подкралась сзади и толкнула короля. Король
полетел в печку и там сгорел. Вот и вся сказка.
Смерть, причем насильственная и жестокая, подается
автором лишь как повод для забавы. Естественно, что люди,
воспитанные в другой системе ценностей, инстинктивно
отвергали юмор подобного рода.
Почему? — повар и три поросенка выскочили во двор?
Почему? — свинья и три поросенка спрятались под забор?
Почему? — режет повар свинью, поваренок — поросенка,
поваренок — поросенка, поваренок — поросенка? Почему да
почему.., Чтобы сделать ветчину!
Другой талантливый обэриут А. Введенский также
практиковал эстетику "черного юмора". Так, в знаменитой
(ставшей сейчас едва ли ни классической) "драме для чтения" под
названием "Елка у Ивановых" имеет место такой сюжет. Нянька
моет детей в ванной и неожиданно отрубает топором голову
одной из девочек. Вернувшиеся из театра родители отчаянно
переживают, но в плаче их охватывает возбуждение, и они тут же