Школа остроумия, или Как научиться шутить
Шрифт:
жуткого, она скорее забавляет, чем устрашает, а
сопроводительные стихи несут отпечаток легкой иронии.
Позже это отметил Й. Чапек: "Скелеты всегда немного
похожи на жуткие карикатуры живых существ".
В Мексике образ Смерти популярен в политической
карикатуре, там он — символ свободы, протеста против насилия.
В 1975 году В. Си дур создал трагикомическую серию своего
Тробарта". Одна из скульптур — "Автопортрет в гробу, с
саксофоном и в кандалах" —
юмора".
Кстати, обряды похорон у многих народов часто
сопровождаются смехом. "Чудак покойник: умер во вторник, в
среду хоронить, а он в окошко глядит". Традиция "шутовских"
похорон — одна из древнейших в Европе. В национальном духе
австрийцев, например, есть погребальный комизм. Жители
Вены помешаны на похоронах, у них в крови культ
кладбища. Так. Иозев И, желая провести демократическую
реформу, изобрел "экономичный многоразовый гроб" в виде
гигиенического савана, пропитанного известью, и гроба с
откидывающимся дном. Венцы не стерпели подобного "черного"
юмора, и на этом реформы императора закончились.
Смех и смерть неразлучны, ибо это понятия вечные,
философские. "Черный" — философский — юмор в графике
заложили еще И. Босх, П. Брейгель, У. Хогарт, Ф. Гойя. "Черный
юмор замораживает наивную улыбку и дает пищу уму", — сказал
Ф. Дюрренматт.
Кроме того, он фантастичен, в нем господствует
галлюцинация — дома с глазами вместо окон, мельницы с
крыльями-руками, причудливые мутанты: люди-жабы, людские
скелеты с собачьими черепами, вырастающее из головы крыло,
рука, переходящая в ногу...
Вообще, пристрастие к уродствам и диковинам одно из
характерных свойств народного смеха. Для этого смеха надо
быть или глубоким мыслителем, познавшим до конца жестокую
иронию жизни, или ребенком. Таков У. Хогарт, "комик в
могильном жанре", хотя за ним и осталась слава моралиста, но
некоторые его гравюры "черны" до предела и даже некрофильны.
На одной из них, которая входит в серию "Четыре степени
жестокости", изображена группа врачей, расчленяющих труп
казненного преступника, — жуткий комизм. На потолке укреплен
механизм, наматывающий кишки, в углу собака, жующая куски
человечины... Таков финал судьбы человека, который в детстве
мучил кошек, Подобные гравюры вызывали ужас у
современников, смотрятся они не без жути и сейчас. Но, как
сказал М. Рамайер:
Нет ничего более ужасного, нежели мир без смеха.
Глава 27
Энциклопедия
остроумия
А
Владимир Маяковский был первым советским писателем,
который завел автомобиль: он привез из Парижа "Рено".
Однажды Виктор Ардов пришел в какую-то компанию, где был и
Маяковский.
— Ардик, вы там на улице не видели моего "Рено"? —
спросил Владимир Владимирович.
— Ни "Хрено" я там не видел...
Ардов, конечно, слукавил: в то время угона автомобилей как
вида преступлений еще не было. Маяковский мог не волноваться:
его "Рено" стоял на месте.
***
А однажды у писателя-сатирика Виктора Ардова спросили:
— Вы, очевидно, под бородой скрываете какой-то физический
недостаток? — Скрываю. — Какой? — Грыжу...
Б
Одна пациентка спросила у Н. П. Боткина:
— Скажите, доктор, какие упражнения самые полезные,
чтобы похудеть?
— Надо поворачивать голову справа налево и слева
направо, — ответил Боткин.
— Утром? Вечером?
— Когда вас угощают.
В
Во время горячего спора один из оппонентов Вольтера
назвал его идиотом.
Вольтер, улыбаясь , взглянул на противника и сказал:
— Дорогой профессор, я считал вас до сих пор умным
человеком. Вы считаете меня идиотом. Что же, быть может, мы
оба ошиблись.
***
А на одном званом обеде два недоросля в развязном тоне
спросили его, как правильнее сказать: "Дайте нам пить" или
"Принесите нам пить".
— Для вас не годятся оба этих выражения, — ответил
Вольтер. — Вы должны говорить: "Поведите нас на водопой".
Г
Немецкий врач Маркус Герц как-то посетил одного
больного, лечившегося по книгам, выписывая из них подходящие
рецепты.
Осмотрев больного, Герц сказал:
— Я знаю, что послужит причиной вашей смерти. Вы умрете
от опечатки.
Д
Один аристократ спросил Дюма, кем был его отец. Писатель
ответил:
— Отец мой был креолом. Дед — негром, прадед —
обезьяной. Мой род, по-видимому, начался там, где ваш род,
господин граф, окончился.
Е
Однажды императрица Екатерина II, будучи в Царском Селе,