Школа творческого чтения
Шрифт:
Классический материал для наблюдения за сложной внутренней жизнью персонажа дает повесть «Детство Темы» Гарина- Михайловского. Открыв первую же страницу, читатель сразу оказывается «внутри» Темы, в переходах от одной его мысли в другую, одного чувства – в противоположное: от радости – к отчаянию, от воодушевления – к апатии, от нежных чувств – к ненависти. Только что перед нами был один мальчик, но вот он нечаянно сломал любимый цветок отца… и уже совсем другой. Первый счастливый, довольный, умный; второй – трусливый, несчастный, настороженный. Всего лишь миг – и бездна отделила одного от другого. Этот миг как бы взорвал внутренний мир ребенка и вызвал шквал разнообразных по характеру мыслей и чувств. Если представить себе, что читающий ребенок этого не заметил, значит, чтение повести прошло впустую. И дело не только в том, чтобы заметить, но и в том, чтобы пережить страдания и радости героя, как свои собственные, поставить себя на его место. Только тогда Тема войдет в плоть и в кровь личности ребенка и запечатлится в нем навсегда. И если «великое переселение» – на этот раз из книги во внутренний мир читателя – произойдет, то можно надеяться, что доброе чувство не только к Теме, но и к другим детям поселится в сердце ребенка.
Нацеливая подростка на восприятие сложности внутреннего мира человека, важно дать ему понять, чем она обусловлена, где ее импульсы. Чаще всего надо искать в тех условиях, в какие поставлен человек. Как-то мне пришлось разговаривать с пятиклассником, прочитавшим «Хамелеона» Чехова. Я спросила, как он думает, почему Очумелов так по разному называет собаку: то она «черт знает что», «ни шерсти, ни вида», «подлость одна только», то она «ничего себе», «шустрая такая», «цуцик этакий». И получила ответ «просто так». Этот ответ характерен для тех, кто не задумывается о поведении человека, не улавливает мотивов поведения, не подставляет себя в их ситуации.
Человек в литературе, как и в жизни, не только сложен, изменчив, но и противоречив. Порой, он может думать одно, а говорить другое. С таким явлением, например, ребенок сталкивается в сказках Андерсена («Новое платье короля»), а еще раньше в русских сказках про хитрую лису. И опять встает вопрос «Почему? Чем объяснить это расхождение мысли и реальности? Каков мотив лжи, лести, хитрости у данного персонажа в данной ситуации?» Не попытавшись ответить на эти вопросы, многое в поведении человека останется для ребенка случайным и странным.
Говоря с детьми о внутреннем мире человека, в частности о несоответствии его внешним проявлениям, мы выходим на понятие «подтекст», хотя и не называем этого слова. Человек, не всегда – «душа на распашку». Он часто прячет свои настоящие чувства, маскирует желания. Подтекст – это раскрытие того, что таится за словами и действиями персонажа, что составляет подлинные мотивы поведения, которые по тем или иным соображениям пытается скрыть. Писатель Евгений Богат в своем эссе «Узнавание», признался, что для него было откровением, когда в свои 12 лет, читая Лермонтова, он впервые осознал, что человек неоднозначен, что он может смеяться, когда у него печаль на душе, шутить, и в то же время решать в уме какую-то сердечную задачу, от которой зависит его судьба. Чем сложнее образ, чем противоречивее характер человека, тем острее необходимость нахождения самого потаенного в нем, что открывается только при перечитывании. В этом отношении пристального прочтения требуют от читателя описания рук, лица, поз, жестов, интонаций голоса, походки, то есть языка тела. Особого внимания заслуживает молчание героев. Для конкретизации роли языка тела показателен наказ Дон Кихота Санчо Пансе, которого он посылает к Дульсинее. Вот, на что он просит слугу обратить внимание: изменится ли в лице, встревожится ли, услышав его имя, откинется ли на подушки, не повторит ли ответ дважды или трижды, не превратится ли из ласковой в суровую, или наоборот, поднимет ли руку, чтобы оправить волосы. Одним словом, наблюдать за всеми действиями и движениями, ибо они гонцы, которые доставляют вести из тайников души. На эти «гонцы» и нам, руководителям чтения, надо обращать внимание детей, беседуя о прочитанном. Чем тоньше воспримет читатель внутренний мир персонажа, тем больше гарантий, что все это он распознает в себе и в окружающих людях. В этом и состоит значение литературных произведений, называемых классикой. Возьмем для примера отрывок из повести В.Короленко «Дети подземелья». «При упоминании о яблоках Валек быстро повернулся ко мне, как будто хотел что-то сказать, но ничего не сказал, а только посмотрел на меня странным взглядом». Что кроется за этим взглядом? Почему Валек ничего не сказал? Что утаил он? Разумеется, такое чтение не может быть быстрым. Оно требует полного погружения в текст, сосредоточенного внимания.
И еще одно звено, связанное с проблемой «переселения», которое руководителю чтения нельзя опустить. Оно обосновано и раскрыто в книге А.М.Левидова «Автор-образ-читатель» и названо им «живость и богатство действия». Под живостью он понимает динамику событий, смену ситуаций, активность внешних действий персонажей. Под богатством действия – движение внутреннее, связанное со сменой мыслей, идей, различных состояний, приводящее к глубокому раскрытию сложной внутренней жизни человека (персонажей). Если подойти с этих позиций к детской литературе, то, например, большинство повестей Николая Носова отличает живость, а произведения Р.Погодина – богатство действия. В поведении Буратино, Карлсона преобладает внешняя активность при минимальной внутренней, а у героев повети Тендрякова «Весенние перевертыши», или «Уроков французского» Распутина, «Конь с розовой гривой» В.Астафьева – мы видим обратную картину. Взрослым в работе с детьми и выборе произведений надо уметь различать эти критерии при оценке литературы, воспринимать их в сочетании, когда решение первой задачи подчинено второй. Важно учитывать, что чем менее развит читатель, тем важнее для него живость действия героев.
Если суммировать сказанное, то можно обозначить определенные педагогические задачи, входящие в программу воспитания у детей умения читать художественную литературу. А именно: воспитание вкуса и пробуждение интереса у читателей к произведениям, наполненным психологическим содержанием, развития внимания к противоречивой внутренней жизни персонажей, света и тени каждого из них; нацеливание читателей на разгадку тайн их внутренней жизни, понимание языка тела, энергию молчания.
Решая намеченные задачи, целесообразно определить вопросы и задания, предлагаемые ребенку, читающему художественную литературу. Назовем некоторые из них:
· Одинаков ли персонаж на протяжении произведения? Если нет, то какие изменения в нем произошли?
· Почему герой действует так, а не иначе, какими соображениями он руководствуется?
· Почему он испытывает такое состояние? Как его объяснить?
· В чем причина возникновения у персонажа таких мыслей, а не других?
· Нет ли противоречий между его словами, делами и помыслами? Если есть, то чем их объяснить?
· Что скрывается за молчанием персонажа в конкретной ситуации?
· Нет ли сходства внутренней жизни и поведения героя с твоей собственной?
Известно, что театральные деятели, воплощая образы на сцене, предварительно тщательно исследуют их, ставя перед собой сходные задачи и вопросы. Вспомним в этой связи слова Г.Товстоногова: «Я пытаюсь представить себе жизнь героев пьесы как жизнь реального человека, что они делали между актами. Важно знать, что они думали… Больше всего мне хочется понять даже не то, что они говорят и думают, а чего они не говорят, чего не думают, но хотели бы сделать». Так в творческом чтении познаются характеры людей, психология в образах. Так открывается читателю мир человечности, рушатся преграды между людьми.
Искать в чужой строке себя
У Бунина есть рассказ, герой которого, идущий ночью по бульвару, вспоминает стихи:
В одной знакомой улице
Я помню старый дом
С высокой темной лестницей,
С завешанным окном.
Чудесные стихи, думал он. И как удивительно, что все это было когда-то и у меня. Москва, Пресня, глухие снежные улицы, деревянный мещанский домишко – и я студент…
Там огонек таинственный
До полночи светил…
И там светил. И мела метель, и ветер сдувал с деревянных крыш снег, дымом развевал его и светилось вверху, в мезонине, за красной ситцевой занавеской… И читая мысленно следующие строки стихотворения, герой находил, что они совпадают с его когда-то виденным и пережитым. И он вспоминал, вспоминал. И отрадно было от всплывших образов прошлого и оживления пережитого.
Писатель воспроизвел в рассказе ту сторону восприятия художественного текста, которая связана с так называемой идентификацией – частичным или полным отождествлением читателя с героем или автором литературного произведения. А оно, в свою очередь, основано на ассоциативном мышлении, на работе памяти, на способности к сопереживанию и рефлексии. Выманенные со дна души читателя забытые события, факты, состояния, образы становятся по воле писателя живыми, активными, возбуждающими желание читать.