Школа творческого чтения
Шрифт:
Иногда бывает достаточно одного конкретного совпадения, чтобы интерес к чтению был возбужден. Подтвердим это примером. Михал Ляндрес в статье «Поворот на Расстанную» (Нева, 2002, №4) вспоминает, как в Ленинграде разрушали Греческую церковь и как неожиданно упоминание об этом факте он встретил в стихотворении И. Бродского. Сходство ощущений и зрительных образов было для него потрясающим. Процитируем его мысль, возникшую в этой связи. «Когда в бесконечности сходящихся, как рельсы, строчек, нежданно-негаданно я обнаруживаю подобные узелки общности заключенного в них смысла с моей личной судьбой, то помимо почти детского восторга, растущего внутри, неизменно испытываю чувство умилительной близости, едва ли не соавторства с тем, кто их написал, а мое тающее в прошлом существование, единственным надежным свидетелем коего я остался, оживая под чужим пером, получает еще одно, неоспоримое подтверждение в достоверности, своего рода печать: «с подлинным верно».
Как видим, оживление личностно значимого события «под чужим пером» способно вызвать не только детский восторг, но и более важную для читательского развития реакцию – чувство соавторства с писателем и доверие к тексту. Что же касается детского восторга, то автор приведенных строк прав: для ребенка узнавание себя в герое, в его поступках и характере, едва ли не самый важный аргумент в пользу чтения и факт подтверждения ценности книги. Свидетельство тому – детские отзывы о прочитанном. Рассказывая о своих впечатлениях, о том или ином понравившемся произведении, дети стараются подчеркнуть, что нечто подобное, происшедшее с героем, бывало и с ними. Неслучайно они любят читать о сверстниках – в них они больше находят «узелков общности». Надо заметить, что идентификация дает возможность читателю не только пережить пережитое, но и, что особенно важно для ребенка, пережить непережитое. В этом и состоит, пожалуй, главная способность искусства. Читатель узнает себя в героях не только вчерашнего, но и себя сегодняшнего, и даже проецирует себя завтрашнего. Это объясняется тем, что подлинный писатель, как говорил Салтыков-Щедрин, «дает то, чем болеет в данную пору всякое честное сердце». Писателю удается лишь выразить читателю его же мысли и чувства, воплощая их в живом образе или в точно найденном слове. Интересный пример такого рода дан в повести В. Тендрякова «Весенние перевертыши». Дюшка Тягунов – тринадцатилетний подросток, питающий неясное чувство к однокласснице Римке Бретеневой и неспособный разобраться в нем, читая стихи Пушкина, натолкнулся на слова: «Тебя мне ниспослал, тебя, моя мадонна». Они обожгли его открытием: стихи, обращенные к Наталье Гончаровой, выразили то, чем наполнено было его собственное сердце, но не находило словесного выражения. «Чужое перо» нашло слова, упорядочивающие смутные порывы и стремления подростка. (Заметим и другое: тут-то и возник первый внутренний толчок у Дюшки к чтению поэзии Пушкина).
Примеряя роль литературного героя на себе, как и себя представляя в роли персонажа, читатель усилиями души извлекает из своего сознания новый мир неведомых ему доселе мыслей и чувств, совершает открытие в себе тех внутренних ресурсов, о которых и не подозревал. Иначе говоря, открывая книгу, читатель открывает и себя. На важность этого момента обратил внимание известный критик и философ Ю.Карякин: «Пока ученик относится к литературе как свидетельству того, что происходит с другими, а не с ним самим, пока в чужом не узнает свое… пока не обожжется этим открытием – до той поры нет и самовыделки, нет и потребности в ней». Добавим – нет и желания читать. Вымышленные герои, открывая читателю его собственный душевный мир, одновременно стимулируют интерес к чтению, а порой решают читательскую (и не только) участь человека. Вот, например, что рассказал о своем пути к чтению в отрочестве известный французский актер Жерар Департье в одном из своих интервью: «В первой книге, которую я осилил, рассказывалось об одиноком человеке, жившем в деревеньке на юге Франции. Он бродил по окрестностям, изучал природу. Я стал отождествлять себя с этим героем. Тогда-то и появилась страсть к книгам. Ведь передо мной открылся неведомый мир, и он стал моим. Я начал читать запоем, проглатывая все книги, попавшиеся мне в руки. Вот почему я говорю, что меня спасло чтение».
Однако отождествление с героем, о чем говорит Департье, нельзя понимать буквально. Книга – не фотопортрет читателя. Можно предположить, что актер вкладывал в это слово «узелок общности» более глубокий, чем сходство жизненных обстоятельств. Здесь речь идет о поиске читателем в герое или авторе родственной души, внутреннего созвучия, близости мироощущения.
Говоря об отождествлении, как элементе читательского творчества, надо сказать и о противоположном процессе – разотождествлении. Эти процессы неразделимы. Как известно, всегда найдутся черты, отличающие читателя и героя друг от друга. Художественный пример такого рода «сходства-различия» мы обнаружили в повети Николая Крыщука «Начало». Его юный герой, будущий филолог, размышляя об одном из персонажей классического произведения, приходит к парадоксальному выводу, касающемуся его самого: «Я такой же… Нет – я другой». Этот вывод говорит о сложности процесса самосознания читателя под влиянием художественного произведения, в котором смешиваются все «за» и «против». Взаимоисключение здесь диалектическое: читатель находит сходство с литературным героем в одном отношении и различие – в другом.
Как уже говорилось, идентифицируя себя с персонажем литературного произведения, читатель может не только вспомнить свое прошлое, задуматься о себе настоящем, но и выстроить «я» будущее. Художественная литература, как и любое подлинное искусство, формирует идеал человека. И в этом плане становится пространством для развития личности, для формирования в себе лучших человеческих качеств. Данная сторона влияния книги особенно важна для детей. Ролан Быков, известный актер и режиссер детских фильмов, говорил по этому поводу: «Рыцари без страха и упрека» приходят к нам в ранней юности с первыми прочитанными книгами как наше личное открытие. И здесь, в столкновении с новыми временами и поколениями, ностальгия по ушедшему и как будто безвозвратно утерянному, становится тоской по будущему, болевой точкой души, рождающей мечту о прекрасном, о благородстве и справедливости». Эту мысль режиссер высказал в связи с его фильмом «Чучело». Неслучайно, именно этот фильм с его Леной Бессольцевой, как и одноименная книга В.Железникова, вызвала многочисленные отклики детей, в которых они высказали стремление стать чище, добрее, сердечнее.
В идентификации, как можно заметить, есть две стороны – внешняя и внутренняя. Чем выше читательская культура человека, тем важнее для него внутренняя сторона – духовная связь с героями и авторами. Найти сходство, усмотреть взаимосвязь там, где, казалось бы, ее никто не видит, может только талантливый читатель. Такую возможность предоставляет человеку классическая литература, раскрывающая в индивидуальных образах то, что свойственно любому человеку, независимо в известном смысле от пола, возраста, национальности, социальной принадлежности, обстоятельств жизни. Неслучайно, многие герои классической литературы становятся нарицательными именами, которыми люди пользуются для характеристики реальных людей. Что касается детей, то они чаще всего находят и довольствуются внешним сходством с персонажами.
Интересный пример того, как жизнь меняет характер отождествления читателей с литературными героями, мы встретили в рассказе Юрия Нагибина «Нас было четверо». Речь в рассказе идет о четырех друзьях подростках, влюбленных в героев романа А.Дюма «Три мушкетера». Прочитав роман и распределив между собой «роли», они старались быть похожими на своих героев внешне: надевали на себя шляпы, вооружались самодельными шпагами, носили накидки в виде плащей. Это была игра, имитирующая поведение героев. Но вот мальчики выросли, жизнь им уготовила побывать на войне, мужественные и закаленные невзгодами, они встретились вновь и опять называли себя именами героев Дюма. Но теперь им уже не нужен был внешний антураж и не надо было разыгрывать роли храбрых мушкетеров, они по-существу и стали такими, сохранив детскую дружбу, взаимовыручку и осуществив на деле девиз «один за всех и все за одного».
От характера отождествления зависит часто и сила влияния художественных произведений на читающего ребенка. Чем связи глубже, тем и влияние значительнее и тяга к чтению полноценной литературы сильнее. «Если идентификация узка, - пишет известный психолог детского чтения Оксана Кабачек, - если читатель признает родственными, сходными лишь буквально совпадающие обстоятельства, жизненные ситуации, возраст, пол, национальность, социальное положение, профессию и многое другое, то возможность обогащения своего внутреннего мира с помощью чужого опыта и осознание отношения автора к этому опыту, этой судьбе ограничены». Ограниченной оказывается и степень облагораживающего влияния книги на читателя.
Многое зависит от жизненного опыта читателя, его эмоционального багажа. Показательна в этом плане повесть немецкого писателя Плецдорфа «Страдание молодого В.», где главный герой Эдгар о романе Гете «Страдания юного Вертера» говорит сначала: «Чушь одна». Но тот же юноша, когда оказался в ситуации, схожей с Вертером, протянул руку к роману Гете. И хотя внешне он и Вертер несовместимы, их чувства оказались на одном камертоне. И произведение о далеком прошлом рассказало герою о нем – сегодняшнем. Опыт схожих переживаний сблизил их.
Но не только жизненный опыт сближает читателя с литературными героями и их создателями, определяет глубину и масштаб идентификации. Эффект узнавания во многом зависит от воспитания. Мы убедились, что довольно глубокие ассоциации могут быть сформированы уже у дошкольников, если поставлена такая задача. Интересен в этом отношении опыт воспитателя детского сада № 144 города Архангельска
В.О. Ишениной, знакомящей детей с мифами Древней Греции. Раскрывая детям образы греческих богов, воспитательница увязывает их с теми или иными поступками людей, развивает способность за внешним видеть внутреннее. Проникнув внутрь образа того или иного героя, дети без труда находят «узелки общности» их с реальными людьми. Того, кто затевает драку, сравнивают с кровожадным Аресом, а ту, кто улаживает конфликты – мудрой Афиной. В трудолюбивых узнают Гефеста, а в самом сильном – Геракла. Индивидуализация характеров богов, на которую обратил внимание педагог, открыла детям путь к индивидуализации окружающих людей, к осознанию собственных черт. Интересные педагогические находки такого рода руководители чтения найдут в энциклопедии И.Н.Тимофеевой «Что и как читать вашим детям от года до десяти» (СПб, 2000).