Школа. Остаться в живых (сборник)
Шрифт:
— А где та картиночка, которую я вам в тот раз подарила?
Или:
— А вы что МОЕЙ кофеваркой не пользуетесь?
Хотя это я зря. Тетка просто с придурью, а король Лир — намного серьезнее. Эгоист он и жулик, я вам точно говорю. Кроме учительницы по литре, никто полета моей мысли не заценил. Да и она посоветовала больше таких сочинений не писать и свободными темами не баловаться. Лучше брать проверенные темы. Там, где надо побольше цитат выучить и пару-тройку чужих авторитетных мнений. И ни в коем случае — ни одной собственной мысли.
—
— Я — читатель.
— Вот и молчи в тряпочку…
Получается, я ничего выдающегося не сотворила. А пора бы. А то школа закончится, и я ничего не успею.
— Давайте Черепашку-слизня доведем, а?
— И чем она тебя так задолбала?
Никто в классе не понимает моей упертой ненависти к Черепашке. Она никогда не вступает в откровенную конфронтацию. Вежливая. Ханжа. Пытается своими намеками показать, какие мы все недоумки. В ее ведении — наше поступление в институт. Она поддерживает какие-то тайные связи школы с подготовительными курсами и еще что-то там важное мутит.
— Если вы сейчас не получите нужных знаний — опозорите нас перед Университетом.
Черепашке нравится это слово «Университет». А мои предки говорят — в городе только один настоящий универ, со стародавних времен.
— Вопрос можно?
— Спрашивай. — На меня смотрят неодобрительно, но с кривой, всепонимающей улыбочкой.
— А почему все, кто поступили, говорят, что на первом курсе им сказали: «Забудьте все, чему вас учили в школе»? И целый год знания до нужного уровня подтягивают. И еще — что вы нас разучили самостоятельно думать…
— Кто ИМЕННО сказал тебе такую чушь?
По ее голосу сразу ясно, что признаваться никак нельзя. Найдет и обезвредит.
— Не скажу.
— У тебя с фантазией все в порядке. Тебе бы книжки писать.
Она оглядывает класс, уверенная в поддержке. И точно — раздаются три четких смешка. Можно даже не оглядываться — и так ясно, кто хихикает. Любимчики хреновы.
— Вы просто не понимаете, какие усилия прилагает школа, чтобы вы смогли поступить…
Маразм полнейший. Получается, мы изо всех сил сопротивляемся грядущему счастью. Как Иванушки в печке Бабы-яги. Уперлись ручками-ножками — и ни в какую.
Но мне с Черепашкой бороться не с руки. Она меня сожрет и косточки выплюнет. Когда нас возили табуном в институт, Черепашка разыгралась на публике. Обзывала нас тупыми уродами. Говорила, что мы быдло и вести себя не умеем. А все потому, что потеряла пару учеников по дороге. Они потом нашлись, конечно, но досталось нам по полной программе. На нас все, кто был в аудитории, смотрели с сочувствием, а она разорялась… гнида она. И мы тоже хороши — ей до сих пор никто не сказал, что обзываться нельзя.
— Она власть свою чует. Пока не поступим — терпеть надо.
— У меня терпелка не выросла.
Моя злость оправданна. Я не хочу в этот институт, а решиться выбрать другой — кишка тонка. Нас так запугали этим гребаным поступлением. Точнее — непоступлением.
— Бедные вы, бедные!
Мальчишки радуются моей внезапной жалости. Их армией запугали похлеще тюрьмы. Таких ужасов про нее понарассказывали — лучше ногу себе отрезать, чем в армию.
— Мишаня, давай я тебе ногу отрежу? — От моего предложения он просто обалдел.
— Зачем? Она мне самому нужна.
— Ты будешь не годен к строевой.
— Я и так не годен. Я офицером буду. Наверное.
Вообразить Мишаню в качестве офицера я не могу. Он мешковатый какой-то. И слишком уж добродушный. Был бы офицер — вряд ли меня так долго терпел бы.
В тот же день.
В столовке в меня попали кашей гнусные пятиклашки. Я раздала несколько подзатыльников и пошла отмываться. В сортире девчонки курили в открытое окно. И одновременно плевались. Как верблюдицы.
— Блин, девчонки, если курите — покупайте что-то получше. Не фиг дерьмо всякое смолить.
К морали пришлось прибавить пару хороших сигарет. Я каждый раз, когда курю, думаю о смерти. Правда. Я не сомневаюсь, что помру из-за этих сигарет. И когда буду страшно мучиться и страдать — вспомню каждую выкуренную сигарету. И окончательно возненавижу себя. Когда я вижу старуху с сигаретой — зрелище не из приятных, надо сказать, — то дико радуюсь. Она курила и дожила до возраста египетской пирамиды. Значит, и я так могу… Жалкие уловки. Ум говорит: прекрати убивать себя, а кто-то другой: да ладно, ничего страшного не случится. Наверное, тот, кто науськивает меня на курево, зовется чертом… Снова жалкие уловки. Черт тут ни при чем.
Я сама во всем виновата, мне отвечать. Потом. Когда-нибудь. Я в принципе смерти не боюсь. А вот мучений всяких — боюсь страшно. Я боль плохо переношу. И как нарики не боятся так рисковать? Наверное, у них чувства страха совсем нет. Как у самоубийц. Надумал — фигак — и об асфальт. Интересно, а они успевают передумать, пока летят?
— Ты это что такое мне понаписала? — Физичка стоит передо мной, размахивая моей тетрадкой.
В которой нет домашки. А вместо формул — определенное сочетание иксов и игреков. Красивенький орнамент. Бессмысленный, как и моя жизнь.
— Извините, я нужную тетрадку дома забыла.
Попытка отобрать тетрадь привела к разделению ее на две части. В моей — пресловутая домашка. Я шустро выбросила ее в приоткрытое окно. Физичка рысью рванула вон из класса. Ее мечта уличить меня в жульничестве сбылась. Она никак не могла словить меня за списыванием. Получалось, что за контрольные — отлично, за ответ по теории — хорошо, а знаний — ноль. Я не виновата, я реально физику не понимаю. Сначала понимала, а потом мозг сказал «не могу». Я не обманываю — я, честное слово, не понимаю физику. И все, что связано с формулами.