Школа
Шрифт:
Окна открыты, и с клейзавода тянет тухлятиной. Некоторые в троллейбусе кривятся, зажимают носы.
Я с бабой еще ни разу не ходил и вообще никаких делов не имел, только раз старые пацаны позвали на «хор», в конце девятого класса.
Иду домой от Батона – поздно, часов в одиннадцать. Слышу – в детском саду, в беседке кто-то базарит. Я подваливаю – вдруг кто знакомый, посидеть еще можно, потрындеть, домой идти неохота. А там – человек пять старых пацанов, все знакомые. Бухие в жопу, и баба
– Ну-ка проси прощенья. Скажи: «Тетенька, прости засранца».
Говорили, она ебется, но я еще малый тогда был – седьмой класс, не до того еще. А после восьмого она ушла в семидесятое учило.
– Привет, Бурый, – говорит Куля. – Поебаться хочешь? У нас уже ни у кого не стоит.
Азаренок сидит в углу, на скамейке. Черная короткая юбка – чуть жопу закрывает – черные колготки и синяя кофта. На пацанов вообще не смотрит – типа, она не с ними.
– На хуя тебе с малыми связываться? – говорит Косой.
– Тихо ты, это свой пацан. Пусть засадит ей. Ты ж еще мальчик, да?
– Какой, блядь, мальчик?
– Ладно, не психуй, а то конь откусит хуй. Не сцы – у нее триппера нет, это точно знаем. Если хочешь – ебани сначала.
Куля дает мне бутылку чернила, я отхлебываю из горла. Он говорит:
– Ну, давай, смелей. А мы посмотрим.
Я тусуюсь, не знаю, что делать. С любой другой бабой – всегда пожалуйста, а с этой дурой – ну ее на хер. Она не только на хер пошлет, но и въебать может. Я, само собой, дам сдачи, но все равно как-то коряво при пацанах.
– Ну что ты сцышь? Она тебя не укусит, только если за хуй.
Подхожу. Азаренок на меня не смотрит. По роже размазана помада, глаза мутные. Сейчас скажет – иди отсюда, малый, – вот будет перед пацанами неудобняк.
– Давай, становись раком, – командует ей Куля.
Азаренок поворачивается ко мне жопой, берется руками за скамейку. У меня уже стояк, я задираю ей юбку и тяну трусы с колготками вниз. Жопа и ноги у нее слизкие, все в малофье, а трусы вымазаны говном. Вокруг пизды – густой черный волосняк.
– Засаживай, что ты целишься? – орет Куля.
Остальные ржут.
Я расстегиваю ширинку и засаживаю. Начинаю двигать хуем туда-сюда и чувствую, что сейчас спущу. Дергаю еще пару раз и спускаю. Вытаскиваю хуй – он весь липкий, а вытереть нечем. Ладно, херня. Прячу его в трусы, застегиваю ширинку.
– Что-то ты быстро, – говорит Косой. – Ладно, не сцы, все хоккей.
Азаренок подтягивает трусы – типа, все как надо, – поправляет юбку и садится на скамейку.
– Дайте
Голос у нее грубый – как у пацана.
Куля сует ей бутылку – в ней с полстакана. Она допивает чернило и швыряет бутылку в детскую качалку. Бутылка разбивается, Азаренок ржет.
– Ты что, охуела? – орет Куля. – Щас этот мудак прибегит, – ну, сторож, там – начнет мозги ебать.
– Ну, это… я пошел, – говорю я.
– Подожди, – Косой хватает меня за куртку. – Бабки есть?
– Нету.
– Точно нету?
– Точно.
– Ладно, иди.
Поднимаюсь по лестнице. В пакете – две бутылки пива: взял в гастрономе, на всякий пожарный. Продавщица залупилась, не хотела продавать: типа, можно только с двадцати одного года. Обычно мне дают без базара, особенно на Рабочем. А так попросил мужика – он купил без вопросов.
Наверху щелкает замок, открывается дверь.
– Лена, ты куда?
– Гулять.
– Надолго?
– Не знаю. Все, пока, мам.
Дверь хлопает. Я уже между четвертым и пятым.
– Привет.
– Привет. А что у тебя в сумке?
– Так. Пиво.
– А-а-а.
Спускаемся, выходим из подъезда.
– Пошли в лесопарк, – говорит Ленка.
– Ну, пошли.
Вообще, я хотел сводить ее в кино, но в лесопарк, так в лесопарк. Он называется Печерский, в нем – озеро и дурдом, «Печерск».
Идем дворами. На скамейках чешут языками сморщенные старики и старухи. В песочницах возятся малые, молотят друг друга пластмассовыми совками и ведерками. Мужики дрочатся около гаражей со своими машинами.
В лесопарке наоборот пусто. Мы садимся на скамейку. Я спрашиваю:
– Пиво будешь?
Она мотает головой.
– Что, вообще не пьешь пиво?
– Не люблю. Я однажды много выпила на свадьбе у брата, и мне утром было плохо. Тогда мама купила мне бутылку пива, я выпила, а оно – еще хуже. Вот после того я как-то пиво не очень…
– А брат с вами живет?
– Нет, у тещи.
– А сколько ему?
– Двадцать пять. А у тебя есть кто-нибудь, брат или сестра?
– Нету.
Я открываю бутылку зажигалкой, пробка летит в траву. Отпиваю, потом срываю с бутылки бумажку и складываю так, чтобы из «Жигулевского» получилось «хуевское», показываю Ленке. Она смеется. Я говорю:
– Мы так баловались, когда малые были. Пива тогда еще не пили, само собой. Только бутылки собирали, чтобы сдать и купить лимонада.
Делаю еще глоток. Пиво – ничего, только что теплое. Я говорю:
– Вообще, в Могилеве вкусное пиво.
Ленка пожимает плечами.
– Я не разбираюсь.