Школа
Шрифт:
– Не, по натуре, мне пацан один говорил. У него батька – водила, везде ездит, по всему Союзу, и отовсюду привозит пиво, а пацан у него берет по бутылке и пробует. Правда, я его давно не видел – он переехал: квартиру получили.
– Нет, я лучше лимонада, чем пива. Крем-сода. И еще есть такой лимонад – «Байкал». Брат в Москве покупал, когда на север на шабашку ездил.
Допиваю пиво, открываю вторую.
– А у тебя что – всегда кто-то дома, как сегодня?
– Не всегда, но часто. Мама работает на «Химволокно», диспетчером. У нее график –
По дорожке идет старуха с псиной на поводке.
– Ты собак любишь? – спрашивает Ленка.
– Так, не знаю.
– А котов?
– Ну, так.
– А все-таки, кого больше – собак или котов?
– Ну, котов, наверно, больше. А ты?
– Я и тех, и тех.
Я допиваю пиво.
– Ну что, пойдем?
– Пойдем. Давай погуляем по лесопарку.
Мы сворачиваем с асфальта и идем по узким стежкам, попадаем в глубь леса и упираемся в ручей.
– Придется идти назад, – говорит Ленка. – Здесь мы не пройдем.
– Могу перенести, если хочешь.
– Ты что – серьезно? Уронишь, я – тяжелая.
– Ну сколько ты весишь?
– Не скажу.
– Ну и не надо.
Я снимаю кроссовки, потом – носки, сую носки в кроссовки и даю Ленке подержать. Закатываю штаны и беру ее на руки. Она и правда тяжелая, но я прикидываюсь, типа, все нормально. Вода холодная, но это ерунда. Я перехожу ручей и ставлю Ленку на землю. Она улыбается.
После этого гуляем еще по Мир-2, потом переходим по горбатому мосту к площади Победы.
Уже темнеет. Ленка говорит:
– Пошли сядем. Там есть одна скамейка ничего – если только никто не занял.
Скамейка и правда ничего: в глубине, за деревьями – с проспекта вообще не видно, кто на ней сидит и что делает. Я спрашиваю:
– Откуда ты эту скамейку знаешь?
Ленка не отвечает, только улыбается.
Мы садимся. Под ногами валяются бычки, горелые спички и бумажка от печенья «К чаю».
Ленка трогает мой бицепс – он у меня так, ничего особенного, надо будет подкачаться в «конторе». Она спрашивает:
– Ты когда-нибудь спортом занимался?
– Так, мало. Записался в седьмом классе в бокс – на «Спартаке», на Пионерах, – но походил недолго… Выгнали меня, короче.
– За что? Плохо получалось?
– Не, получалось нормально. Выгнали за поведение. Пацаны сделали подлянку тренеру – принесли хлопушку, разобрали, и ту фигню, которая внутри, подложили под стул. Он сел – она стрельнула. А я ближе всех стоял.
– И что, он сразу на тебя подумал?
– Не, не только на меня. Он и других раскалывал, но никто не признался. Вот он меня и выгнал.
– А ты знал, кто подложил?
– Ясный пень, знал.
– И тот пацан не признался, что это он?
– Нет, конечно. Он что, дурной? Его не засекли – и хорошо.
– А я на плавание в Дом спорта два года ходила – пятый и шестой класс. Потом бросила – на соревнования надо было ездить по республике, все такое, – а мне лень было.
Я задираю голову, смотрю на черные ветки и небо. Обнимаю Ленку за плечи – она не сопротивляется, поворачивается ко мне и смотрит, ничего не говорит. Я опускаю руку ниже, провожу по грудям. Они маленькие и мягкие. Двигаюсь дальше, вниз, сую руку под кофту. Нащупываю одну грудь в лифчике, засаживаю туда пальцы. У меня давно уже стояк, все трусы мокрые. Я сжимаю грудь, вожу по ней рукой. А всего метров пятьдесят от нас – проспект, и там ходят всякие уроды, а другие уроды едут на машинах и троллейбусах, и никто не знает, что мы тут делаем.
Опять задираю голову – между ветками блестят звезды. Я придвигаюсь к Ленке, чтобы поцеловаться. Я еще ни разу не целовался и не знаю, как надо. Втыкаю свои губы в ее и лижу их, присасываюсь. Она тоже сосет мои губы, засаживает язык ко мне в рот, водит им во все стороны. Я присасываюсь сильней, потом отодвигаюсь.
Ленка смотрит на меня и улыбается. Моя рука еще у нее в лифчике. Я наклоняюсь, присасываюсь к ее шее и сосу со всей силы, чтоб сделать засос – это я умею с шестого класса, только делали тогда пацанам, а не бабам. Она отодвигается, на шее – красное пятно.
Я убираю руку с грудей, сую под юбку и двигаюсь по ноге вверх, до трусов. Вожу рукой по ляжке, потом сую ее в трусы сзади и трогаю жопу, двигаюсь вниз, нащупываю волосы. Она хватает своей рукой мою, останавливает.
Я вытаскиваю из кармана пачку «Космоса» – специально купил самые дорогие сигареты, за семьдесят копеек, чтоб зарисоваться. Ленка говорит:
– Дай и мне сигарету.
– Ты что, куришь?
– Иногда.
Я достаю две сигареты, прикуриваю зажигалкой ей, потом себе. Она затягивается, выпускает дым. Я обнимаю ее за плечи, и мы так сидим и курим, потом выкидываем бычки в траву.
Ленка тихо, почти что шепотом, говорит:
– Все, пошли, уже поздно.
Мы встаем и идем по горбатому мосту к ее дому, поднимаемся по лестнице на площадку между вторым и третьим.
– Давай посидим, – говорю я.
Садимся на выступ под окном, начинаем сосаться. Я тоже сую язык к ней в рот, вожу по ее языку. Потом задираю кофту, трогаю груди, вытаскиваю одну из лифчика, наклоняюсь и ставлю на ней засос.
Внизу хлопает дверь подъезда. Ленка резко отстраняется и шепчет:
– Ой, блядь.
Щелкает замок – видно, на первом этаже. Мы сосемся еще, потом Ленка поднимается и говорит:
– Все. Мне надо идти. Давай встретимся в четверг.
– В семь?
– Да. Я буду ждать тебя около дома. Не с той стороны, где «Спорттовары», а с другой.
– Ладно, пока.
Она идет вверх, я – вниз.
Уже полпервого, троллейбусы не ходят, и я иду домой пешком – через Мир-1, мимо таксопарка и по Челюскинцев.
Машин нет. Моргает желтый светофор. На остановке у завода Куйбышева спит бухой мужик. Рядом – перевернутая чугунная мусорка, из нее высыпались на тротуар пачки от сигарет и бычки. Из труб завода выходит дым – почти белый на черном небе.