Школа
Шрифт:
Рыжий выходит из кабинета, мы привстаем, садимся. Антонов – весь красный. Обосрался пацан.
Вечером звоню Ленке из автомата. Трубку берет мамаша.
– Алло, а Лену можно к телефону?
– Лены нет дома.
– А когда она будет?
– Не знаю. А кто это звонит?
Я вешаю трубку, выхожу из будки и иду к остановке посмотреть, сидит там кто из пацанов или нет.
Никого, один пьяный Шура, старый рабочин-ский алкаш. На нем
У Батона день рождения. Мамашу свою он куда-то сплавил, и мы гуляем у него: я, Йоган, Крюк и двоюродный брат Батона – Миха. Он живет за Днепром, на Ветрах. Ему уже двадцать один год, но он тормозной, как Батон.
Батон показывает нам магнитофон: не сильно еще добитую «Беларусь».
– Это я вчера купил за двадцать рублей у мужика на остановке. Еду с города вечером, а он спрашивает: магнитофон не надо? Сам бухой уже. А у меня как раз были бабки – стипуха за лето. Ну, я и взял.
– Ничего аппарат, – говорит Миха. – Тем более что за двадцатник. – Он достает из сумки кассету. – Вот послушайте, самый цимус. Группа «Ласковый май». Типа, как «Мираж», только лучше.
Миха включает кассету. Пацан поет про белые розы – так, в общем, ничего, но и ничего особенного. Батон разливает винище по стаканам и чашкам: два больших стакана 0,2, одна синяя чашка с отбитым краем, одна красная, и еще одна белая с цветочком. На закусон Батон нарезал сало, хлеб и помидоры.
– Ну, будем, – говорит Крюк.
– С днем рождения, Саня. – Миха лыбится.
Мы чокаемся и выпиваем.
– Надо тебя оттягать за уши, – говорит Крюк.
– Вы что, охуели? Если все оттягаете, то от ушей ничего не останется.
Но Крюк не слушает.
– Надо, Федя, надо. – Он поднимается, подходит к Батону и начинает тягать за уши – сначала слабо, потом сильнее и сильнее. Мы все считаем. На «шестнадцать» Крюк дергает так, что Батон чуть не усерается.
– Ну, кто следующий? – лахает Крюк.
– Пацаны, вы что? Ну не надо.
– Ладно, помни нашу доброту, – говорит Йоган. – Наливай лучше.
Батон разливает, выпиваем. Играет «Ласковый май». Миха качается под музыку, подпевает, потом спрашивает:
– А вы знаете, что это поет человек, который три года сидел на зоне?
– Откуда ты знаешь? – говорю я.
– Так, пацаны сказали.
– А они откуда знают? Пиздишь ты все.
– Да не, правда.
– Классные темы, – говорит Крюк. – Миха, продай кассету.
– За восемь возьмешь?
– Ты что? Своим пацанам – за восемь? Давай хоть за семь.
– Ладно, бери за семь.
Крюк отдает Михе два трояка и рубль.
– А вообще, пацаны, тут такое дело, – говорит Миха. – У меня есть кент знакомый – в ларьке звукозаписи работает. Так что, если знаете,
Химик отпустил баб пораньше, а пацанов позвал в лаборантскую – хочет с нами скентовать-ся. Сидим у него вчетвером: я, Антонов и Сухие. Я и химик курим его «Космос». Химик у нас первый год, только после института. Ему двадцать два года, и он весь кучерявый, как пудель.
– Вообще, пацаны, я тут посмотрел за эти две недели – как вы такое только терпите? Учителя – сплошные старые идиоты, их не то что на пенсию, их на помойку давно выкинуть пора.
Я лахаю, Антонов с Сухими тоже лыбятся, хоть сами учителей никогда не обосрут, боятся за свои оценки и примерное поведение. Это мне все до жопы – тройки и так поставят, а больше мне и не надо. Но химик зря понтуется – я сразу понял, что он фраер. Были бы здесь свои пацаны, мы б ему быстро показали, где его место.
– Вообще, скажу вам, универ – это были пять лет кайфа. Нет, по правде. Лучшего времени просто быть не может. Сами скоро убедитесь. Школа – это все не то: учителя мозги пудрят, дисциплина, посещаемость и всякая прочая хрень. А в универе на лекции можно не ходить – возьмешь потом у отличницы конспект, купишь ей пару бутылок лимонада, а может, и так договоришься. А самое классное, конечно, это наши пьянки в общаге. Портвейн «три семерки» – запомню на всю жизнь. И девочек из общаги тоже на всю жизнь запомнил бы, если б мог -я их за пять лет столько отымел, честно вам признаюсь, что они в голове уже все перемешались.
Химик похабно лыбится, кидает бычок в пол-литровую банку – она у него вместо пепельницы.
– Ничего, у вас еще все впереди, – говорит химик. – Вот закончите школу, поступите в институты, и начнется веселая жизнь. Это мне – увы – придется еще какое-то время поработать в одном коллективе с вашими любимыми учителя ми. Я же сюда вроде как по распределению попал, чтобы не ехать в какую-нибудь глухую деревню. Пришлось из двух зол выбрать меньшее.
Звенит звонок, начинается длинная, «подвижная» перемена.
– Ну, не смею вас больше задерживать. Успехов в учебе. – Химик лыбится.
Мы выходим из лаборантской, и я поворачиваю к спортзалу – попинать мячи.
Когда в школе только сделали радиоузел – я был классе в третьем – утром по нему крутили зарядку, а на подвижной перемене – всякие дебильные песни. Малых заставляли танцевать под них в классах, а пацанам с шестого по десятый давали в спортзале баскетбольные и волейбольные мячи – пасоваться или кидать по кольцу. В том году радиоузел накрылся, и ремонтировать не стали, а подвижная перемена в спортзале осталась.