Школьный спектакль
Шрифт:
Меня всегда тянуло за город, и хотя я плохо знаю природу, не разбираюсь, например, в голосах птиц, путаю названия растений, но только в лесу или в поле чувствую себя… как бы это сказать?.. Ведь мы всегда тащим за собой то, что связывает нас с другими людьми, причем часто без необходимости. А в лесу никто ничего от тебя не требует, и нравственно, я бы сказал, дышится легче.
Вот этот отставной генерал, который делает "скамеечки" и основал "Союз пожилых любителей леса", ведь это мудрец, могу вас заверить!
Ну-с, и городок, в котором произошла моя история, стоял в лесу и даже был как бы его продолжением. Промышленность его заключалась в одном фанерном заводе, улицы вились среди зеленых холмов, и открывался он с поворота большой юго-западной магистрали, как заповедное место, неожиданно и сокровенно. Но вернемся к моей четверке.
Кажется, я рассказывал вам, что увлечения у каждого из них были свои. Но вот однажды до меня донеслись несомненные признаки нового и общего увлечения. Как будто какой-то вихрь подхватил друзей и они помчались неведомо куда с закрытыми глазами.
Что же это было за увлечение? Сначала они скрывали его, но как-то небрежно, может быть, нарочно, чтобы подогреть интерес. Потом стали подчеркивать, не обращая никакого внимания на подтрунивание и насмешки. Записочки стали скользить по полу между партами или летать по воздуху в виде искусно сложенных стрел. Кроме адресата, их никто не читал – это был неписаный закон, соблюдавшийся строго.
Кто же был этот адресат? Чьи инициалы "В. С." вырезывались на подоконниках и партах вопреки наставлениям директора, грозившего, что он привлечет виновных к ответственности за порчу казенного имущества? Каждый класс, как в любой школе, должен был в определенные дни работать в порядке самообслуживания – убирать вестибюль, коридор, кабинеты, залы.
Моя четверка ловко устроила так, что в этой уборке вместе с ними дежурила неизменно В. С. в паре с другой девочкой, на которую они не обращали никакого внимания.
В. С. была Варя Самарина, и все это означало, что моя четверка избрала ее своей "дамой".
Вот теперь пришло время сказать несколько слов о Варе.
Это была девочка хорошенькая, что для нее, кажется, не имело особенного значения. Только она одна во всем классе носила косы, и мне, например, эта прическа казалась куда женственнее и милее, чем "конские хвосты" и "вшивые домики".
Конечно, Варя ходила с косами не из духа противоречия, а потому, что они к ней шли. Впрочем, к ней и форма шла, и гладкое пальтецо в талию. Мать ее была учительницей музыки. Как-то я встретился с ней у общих знакомых, и она мне тоже понравилась. Может быть, слишком сдержанная, но такая, что сразу стало видно, откуда взялась Варина чистота и порядочность: не от правил или наставлений, а от самой атмосферы семьи.
Без сомнения, она была очень привязана к матери. Более того: в одном отношении, а именно в своей любви к музыке, они вообще как бы представляли собой одно существо.
Варя прекрасно играла на рояле, не пропускала ни одного концерта областных гастролеров, не говоря уже о столичных, выступала на школьных вечерах и мечтала о консерватории.
Ну что еще сказать вам о Варе?
Как-то ранней весной, когда класс с тоской слушал доклад Зины Камковой "Чехов в борьбе с мещанством", какой-то отблеск вдруг пробежал по комнате, и все преобразилось – доска с полустертой формулой, тени парт на полу. Не знаю уж, откуда он взялся. Должно быть, ветер налетел и солнце отразилось от обледеневших кленов в саду.
И вот я сразу заметил, что класс разделился: одни ждали, когда он повторится, а другие не заметили и не ждали. Ждали, конечно, мои мальчики. И уж, конечно, ждала с нетерпением Варя, для которой, подумалось мне, очень важно, чтобы этот отблеск непременно повторился, и как можно скорее.
Доклад был скучный. "В рассказе о любви Чехов бичует футлярность…", "Его эпоха всегда была эпохой замораживания. Людей засасывали мелочи жизни…" Я спросил, понравился ли доклад, и Камкову немедленно высмеяли, Крейнович оценил доклад как крупнейшее историко-литературное открытие: