Школьный спектакль
Шрифт:
Меня всегда тянуло за город, и хотя я плохо знаю природу, не разбираюсь, например, в голосах птиц, путаю названия растений, но только в лесу или в поле чувствую себя… как бы это сказать?.. Ведь мы всегда тащим за собой то, что связывает нас с другими людьми, причем часто без необходимости. А в лесу никто ничего от тебя не требует, и нравственно, я бы сказал, дышится легче.
Вот
Ну-с, и городок, в котором произошла моя история, стоял в лесу и даже был как бы его продолжением. Промышленность его заключалась в одном фанерном заводе, улицы вились среди зеленых холмов, и открывался он с поворота большой юго-западной магистрали, как заповедное место, неожиданно и сокровенно. Но вернемся к моей четверке.
Кажется, я рассказывал вам, что увлечения у каждого из них были свои. Но вот однажды до меня донеслись несомненные признаки нового и общего увлечения. Как будто какой-то вихрь подхватил друзей и они помчались неведомо куда с закрытыми глазами.
Что же это было за увлечение? Сначала они скрывали его, но как-то небрежно, может быть, нарочно, чтобы подогреть интерес. Потом стали подчеркивать, не обращая никакого внимания на подтрунивание и насмешки. Записочки стали скользить по полу между партами или летать по воздуху в виде искусно сложенных стрел. Кроме адресата, их никто не читал – это был неписаный закон, соблюдавшийся строго.
Кто же был этот адресат? Чьи инициалы "В. С." вырезывались на подоконниках и партах вопреки наставлениям директора, грозившего, что он привлечет виновных к ответственности за порчу казенного имущества? Каждый класс, как в любой школе, должен был в определенные дни работать в порядке самообслуживания – убирать вестибюль, коридор, кабинеты, залы.
Моя четверка ловко устроила так, что в этой уборке вместе с ними дежурила неизменно В. С. в паре с другой девочкой, на которую они не обращали никакого внимания.
В. С. была Варя Самарина, и все это означало, что моя четверка избрала ее своей "дамой".
Вот теперь пришло время
Это была девочка хорошенькая, что для нее, кажется, не имело особенного значения. Только она одна во всем классе носила косы, и мне, например, эта прическа казалась куда женственнее и милее, чем "конские хвосты" и "вшивые домики".
Конечно, Варя ходила с косами не из духа противоречия, а потому, что они к ней шли. Впрочем, к ней и форма шла, и гладкое пальтецо в талию. Мать ее была учительницей музыки. Как-то я встретился с ней у общих знакомых, и она мне тоже понравилась. Может быть, слишком сдержанная, но такая, что сразу стало видно, откуда взялась Варина чистота и порядочность: не от правил или наставлений, а от самой атмосферы семьи.
Без сомнения, она была очень привязана к матери. Более того: в одном отношении, а именно в своей любви к музыке, они вообще как бы представляли собой одно существо.
Варя прекрасно играла на рояле, не пропускала ни одного концерта областных гастролеров, не говоря уже о столичных, выступала на школьных вечерах и мечтала о консерватории.
Ну что еще сказать вам о Варе?
Как-то ранней весной, когда класс с тоской слушал доклад Зины Камковой "Чехов в борьбе с мещанством", какой-то отблеск вдруг пробежал по комнате, и все преобразилось – доска с полустертой формулой, тени парт на полу. Не знаю уж, откуда он взялся. Должно быть, ветер налетел и солнце отразилось от обледеневших кленов в саду.
И вот я сразу заметил, что класс разделился: одни ждали, когда он повторится, а другие не заметили и не ждали. Ждали, конечно, мои мальчики. И уж, конечно, ждала с нетерпением Варя, для которой, подумалось мне, очень важно, чтобы этот отблеск непременно повторился, и как можно скорее.
Доклад был скучный. "В рассказе о любви Чехов бичует футлярность…", "Его эпоха всегда была эпохой замораживания. Людей засасывали мелочи жизни…" Я спросил, понравился ли доклад, и Камкову немедленно высмеяли, Крейнович оценил доклад как крупнейшее историко-литературное открытие: