Шкура лисы
Шрифт:
Боб наставлял искусству «форсированного дознания» и, соответственно, сопротивления ему, а, проще говоря, поведения под пытками.
— Сверление зубов электродрелью, выкручивание половых органов, разрыв кожных покровов или сдирание всей кожи, расплющивание суставов, избиение, порка, прожигание сигаретой перепонок в носу или ушах, извращенное изнасилование… Ах, коллеги! Какие любопытные открытия вас ждут! Трепещите? — вопрошал он, развалясь в кресле за кафедрой. И отвечал с оптимизмом: — Ерунда все это! Для начала нацедите пару, тройку раз рюмку мочи, чужой, конечно, и запейте кофе. А когда вас ткнут лицом в дерьмо, чтобы в нем и утопить, вспомните этот тренинг. И все нипочем… Хэ!
«Порог отвращения» преодолевают
Желающим провести лабораторные работы по изучаемой проблеме Боб одалживал кожаные перстни, которые, после отмачивания в воде, высыхая на пальцах ног или рук, сдавливая суставы, вызывали нарастающую боль. Для подстраховки, на случай, если бы кто из «практикантов» потерял сознание, Шпиган сидел рядом с аптечкой и смотрел футбол по телевизору, пока добровольцы овладевали искусством любви к издевательствам над собственной плотью. Когда игра футболистов становилась вялой, Боб переключался на подопытных мазохистов и орал:
— Учитесь наслаждаться! Ждите с тоской — когда же боль станет сильнее! Зовите ее! Ну же, боль, ну же, давай, выходи, кто кого… Еще двадцать минут спортивной любви к боли! Вы — великие любовники с ней! Помните: вы великие любовники боли! Удовлетворяйте ее! Любите! Отдайтесь! Насилуйте ее…
Людей, которые в состоянии оказать сопротивление точно выбранной и безжалостно примененной пытке, горстка. И среди них нет ни одного, кого можно было бы втиснуть в строй упертых героев или романтических дураков из пропагандистской литературы. В силу природных данных и затем специального тренинга эти люди могут выдержать экстремальную физическую боль в течение определенного времени прежде, чем потерять сознание. Но и для таких эффективная пытка найдется. Герой, не сломленный дыбой, немедленно ответит на все вопросы — только бы не видеть, как подвергают насилию или убивают близкого ему человека.
У всякого есть слабости, которые пригодны для использования на допросах. Это могут быть клаустрофобия или страх перед рептилиями, гадкими насекомыми или, скажем, боязнь быть утопленным. Многие утонченные формы пыток вроде извращенного изнасилования не оставляют на теле видимых следов, но подвергшиеся издевательствам чувствуют себя до конца жизни опозоренными.
Боб де-Шпиганович знал эти нюансы применения пыток и потому особо коснулся пределов волевой сопротивляемости им. Он предложил каждому индивидуально и заранее осмыслить обстоятельства, при которых он или она, выдержав пытки, сможет затем пережить последствия сопротивления им, а при каких будет обязан или обязана сдаться. Ни одному, в том числе и из тех, у кого порог болевой выносливости был испытан с хорошими результатами, Боб не обещал победы над мучениями. И это само по себе свидетельствовало, что он полностью, хотя и не высказываясь напрямую, признает эффективность пыток.
Единственным безотказным методом сопротивления боли и мукам, считал де-Шпиганович, является осознанное самоубийство и, если возможно, до того, как пытки начнутся. Не стоит их терпеть, если шпион решил и имеет возможность умереть. Даже двухминутная жертвенность бессмысленна, потому что — опасна. Если пытка правильно выбрана и применена, она сработает и за две минуты — держатель запрашиваемой информации расслабится точно так же, как тает снег под солнышком.
Основой всякой пытки с целью получения информации является страх страх боли, позора, огласки или последствий захвата. Даже при проведении дознания в «мягком» режиме субстрат страха зависает в воздухе. Очень важно для шпиона по найму уметь скрывать от контрразведчиков то, что может вызывать у него страх, чего он больше всего боится.
И все-таки шпион, знающий себе цену, не обязан лгать до последнего дыхания. Врать следует до тех пор, пока не станет очевидным,
Стиль ведения игры с дознавателями имеет большое значение. После серии встреч шпион может создать у своих властителей иллюзию, что в результате поставленного ему множества сложных вопросов он запутался и в них, и в своих воспоминаниях до такой степени, что и сам с трудом отличает теперь правду от лжи. Это, возможно, зародит у следователей мысли о том, что агент вовсе и не играет какую-то важную роль в операциях противника, что его подготовка ниже требуемой от профессионального нелегала, что он может действительно не знать всего того, о чем его спрашивают…
По обстоятельствам и в зависимости от личностей актеров, участвующих в драме, именуемой допросами, подходящих вариантов может быть несколько. Главное: создать впечатление, что следователи поймали в ловушку, рассчитанную на слона, скажем, буйвола, что в руках у них не матерый шпион, а «человеческое существо» из плоти и крови, использованное этим шпионом и не являющееся, говоря выспренно, депозитарием сведений, которые жаждет получить контрразведка.
Финальное звено в цепи допросов, вне зависимости от того, каким образом до него удалось добраться шпиону, потребует максимального напряжения всех оставшихся сил и прибереженных возможностей. Для нелегала этот этап бесед с дознавателями — хождение по лезвию ножа и последний тайм в игре. Наступает момент решающего выбора без права на малейшую ошибку. То, что шпион скажет или не скажет, как и каким образом скажет или не скажет, и будет решать его судьбу. Приходит момент истины: действительно ли он попался в ловушку и пропал в ней или же шансы продолжать игру остались?
Перед решающим разговором следует попытаться найти более или менее четкие ответы на несколько вопросов. Это вполне возможно, если игру на допросах заранее повести с расчетом на сбор хотя бы «намекающей» соответствующей информации.
Первый вопрос: насколько серьезно затеянное следователями дело, из чего оно состоит, насколько серьезны подозрения участия в нем нелегала и в каких именно эпизодах?
Второй: переросли ли подозрения в отношении нелегала в уверенность или увяли до уровня игры с ним?
Вне сомнения, даже упертому нелегалу в такой момент трудно оставаться спокойным, оценивать обстановку и отделять главное от мелочей объективно. Способность сделать это определяется характером личности и её профессиональной подготовкой, а также тем, насколько эта личность не позволила «износить» себя следствию.
На заключительном этапе допросов контрразведывательные службы, основываясь на характере шпиона, относят подследственного к одному из двух классов: не вступающих в торговлю ни при каких обстоятельствах, с одной стороны, и идущих на сделку, с другой.
Первый класс, образно говоря, почти безлюден. На такого рода типов бесполезно и опасно тратить время. Дверь перед дознавателями захлопнута и закрыта на все засовы. Вежливый стук не даст отклика. Если уж очень необходимо заполучить находящееся за ней, приходиться запоры взламывать. Выше мы уже говорили про пытки.
Решивший торговаться за свою информацию шпион, естественно, должен назвать цену с запросом. Что запрашивается и что дают взамен зависит от того, насколько нелегал владеет рыночными навыками, от его осведомленности относительно цен на информацию, от того, насколько «сильно», как говорится, он подаст свой товар и насколько его загнали в угол, то есть в положение дельца, вынужденного совершать «горящую продажу».