Шкуро: Под знаком волка
Шрифт:
Заскрипели новыми сапогами трое советских, и Тюленин, уже уходя, сказал своим спутникам нарочно громко, чтобы полковники услыхали:
— Им бы только скакать и рубить — другого не знают. Это мы с вами, ребята, всю жизнь для людей работаем…
Постояльцы выходили из гостиницы, вкусить вечернего кисловодского воздуха, на первом этаже Андрей Григорьевич лицом к лицу столкнулся со Стахеевым. Тот обрадовался как родному:
— Андрей! Здесь? Легально? Все в порядке?..
Шкуро отправил своих спутников, отвел Михаила в уголок,
— Осторожно, Миша. Всякие здесь есть.
— Но ты же легально. Я читал в «Кисловодском вестнике». Вместе с Автономовым выехал в Ессентуки на митинг. Меня не предупредили, но я подготовлю корреспонденцию в Москву…
— Ни в коем разе! Всех погубишь. Пиши о Лермонтове, о Пушкине…
— Да! Ты же был там. Видел дом? Мы с тобой поедем на место дуэли. Увидим знаменитый Провал… И Пушкин проезжал здесь. Был в Георгиевске, в Горячих водах, А Лену не встретил там?
— Какую Лену? А! Ту малолетку? Не до девок было, Миша, Ты здесь живешь. В какой комнате? В самой первой? Ого! Зайду, но ты обо мне нигде ни слова.
Прежде чем идти к себе, Шкуро зашел в номер к Слащову. Тот едва успел сбросить пропыленную куртку и умыться.
— Прости, Яша, что покоя не даю — такое наше дело, Сегодня же начнем рассылать своих по станицам, чтобы готовили казаков к выступлению. Совдеповцы, мерзавцы, за нами следят, но мы их обманем. Квартиру на Подгорной, восемь, не сдавай — там главнее разговоры будем вести. А теперь пошли ко мне. Татьяна с обедом давно, видать, ждет.
Сидели на Подгорной со Слащовым и хозяином квартиры Степаном Фоменко, обсуждали офицерский съезд, только что прошедший в Пятигорске. Слащов одобрял:
— Офицеры понимают, что такое армия. Прежде всего устав. Вот они сейчас проведут кодификацию старых уставов, сделают в них изменения, связанные с революцией, строго регламентируют права офицеров, их взаимоотношения с солдатами, и тогда можно формировать части.
— Как думаешь, Степан? — спросил Шкуро.
— Чего думать? Гусь свинье не товарищ, сговорятся офицеры с теперешними солдатами и казаками.
— Не так ты говоришь, — поправил Шкуро, — волк свинье не товарищ!
— Резко, Андрей Григорьевич, но я тебя понимаю, — с хмурой улыбкой сказал Слащов. — Большевиков, конечно, повесим, а потом будем армию собирать. Но кодификация сделана, старшиной офицеры выбрали правильного человека — генерала Мадритова, героя Русско-японской войны.
В дверь постучали.
— Ты что, Степан, калитку не закрыл? — возмутился Слащов.
— От кого запираться-то? Входи уж, кто там.
Вошла Лена. Легкий стыдливый румянец, а в лазоревых глазах и робость и решительность.
Андрей поднялся навстречу, объяснил помощникам:
— Моя секретная агентша из Пятигорска. — На мужчин смотрел с вопросом: поймут казачьи шалости или надо перед ними лукавить.
Степан вроде понял, а Слащов аж потемнел от злобы — не жаловал баб. Ему бы лучше французский коньяк.
— Пойду к себе, — сказал Слащов. — Должны люди приехать.
А Степан, закрыв за ним дверь, приветливо спросил:
— Винца, закусочек, Андрей Григорьевич? А вас как величать? Елена Аркадьевна? Не надо ли с дороги умыться или чего? А сумочка ваша?
— Я ее оставила у подруги — только вот платочек.
Степан ушел в свой Совдеп, а Андрей и Лена сели за стол. Недолго сидели — солнце здесь мешало, — перешли в уголок на кровать. Андрей ощущал девичий сырой аромат и какие-то генеральские духи и по-мужски жалел девушку.
— А у меня жена здесь, — сказал он как можно равнодушнее.
— Я тебя как будто об этом не спрашивала, — ответила она спокойно.
— А тогда вот так.
Он бурно целовал ее и в губы, и в шею, и в грудь, и платье расстегивал, и руки его умелые действовали…
— Не надо платье мять, сказала Лена, поднялась с кровати, аккуратно сняла платье и повесила на спинку стула.
— Тогда уж все снимай.
— И сниму.
— Ты же, видать, девица еще.
— Не твое дело. Тебе дают — так бери. Боишься простыню испачкать — я платочек подложу…
Только потом разговаривали. Лена рассказала, что она москвичка с Разгуляя. Отец погиб на фронте. С весны в Москве стало голодно — и они поехали с матерью к дальним родным в Ставрополь. Одна хорошая знакомая, Марго, пригласила ее в помощницы работать у генерала Рузского. Работа не тяжелая, и с голоду не помрешь…
Андрей за хозяином предусмотрительно закрыл калитку. Как открыть снаружи знал только Степан, поэтому, когда постучали в дверь комнаты, Шкуро знал, что это Степан, однако все равно револьвер надо приготовить и одеться.
— Степан, ты? — спросил он для порядка.
— Отпирай, Григорьич. Дела плохие.
Лена быстро оделась, кое-как поправила кровать.
Степан вошел и ничего не замечая, сел за стол, выпил стакан вина.
— Говори, в чем дело, — потребовал Шкуро.
— Мне уйти? — спросила Лена.
— Сиди кушай. Ты своя, — не глядя на нее, сказал Андрей, буравя взглядом Степана. — Так что произошло?
— Автономова арестовали в Екатеринодаре. Обвинили в заговоре против советской власти. Пришла директива — арестовать всех, у кого есть мандаты за его подписью. Тюленев уже сказал: «Первого — Шкуро».
— Теперь, Лена, давай прощаться, — сказал полковник. — Выберусь из этой передряги — найду тебя. А сейчас беги, пока вместе со мной не схватили.
Почти бегом он примчался в гостиницу, собрал своих. Татьяна, конечно, сразу расплакалась, но было не до нее. Еще никто не успел ничего предложить, как прибежал поручик Бутлеров.
— Спасайтесь, полковник, — задыхаясь, в полной панике сообщил он, — дали приказ о вашем аресте. И еще наши казаки под Бургустанской обстреляли большевистский разъезд.