Шлейф сандала
Шрифт:
– Да ради Бога! Мне-то они зачем? – засмеялась Ксения. – У меня есть еще одно пожелание.
– Да, я слушаю вас.
– Если духи мне понравятся, назовите их моим именем, - девушка сложила руки в умоляющем жесте. – Прошу вас! Мне будет так приятно!
Что ж, прости меня Эрнест Бо*, но твои духи теперь будут называться «Ксения». Возможно, это было нечестно по отношению к знаменитому парфюмеру, но я быстро себя успокоила. Нет, я не украла его аромат, а дала ему возможность создать что-то новое! Мало ли… может, в будущем появится нечто куда более вкусное, чем Шанель №5. Да и вообще,
– Я не против. Духи должны носить имя той, кому они изначально предназначались, - ответила я, вызвав у супруги судьи настоящий восторг. Она радовалась, как ребенок, получивший долгожданную игрушку.
Перед тем как мы с Прошкой покинули экипаж, Ксения сказала:
– Елена Федоровна, я пришлю к вам слугу. Передайте ему список с маслами.
– Хорошо, - ответила я, чувствуя к ней расположение. – До скорой встречи.
Уже на крыльце парикмахерской, я поняла, что внутри что-то происходит. Кто-то громко разговаривал, ему отвечал визгливый голос дядюшки, и у меня появилось подозрение, что нагрянули очередные неприятности. Таким тоном Тимофей Яковлевич изъяснялся, находясь во взволнованном состоянии.
– Ох, не нравится мне это… - прошептал Прошка. – Еленочка Федоровна и улица наша тесной стала… Вона карет сколько!
Витая в облаках я даже не заметила этого и, оглянувшись, убедилась, что Прохор прав. Четыре экипажа стояли по ту сторону улицы, загромождая проезд.
Приготовившись дать отпор всем, кто пришел со злом в мой дом, я почти ворвалась в зал. Прошка влетел следом и встал передо мной, будто это не ему недавно накрутили ухо. Но я ошиблась. В парикмахерской происходило совершенно другое! Это были клиенты! Они примчались сюда быстрее меня, и бедный Тимофей Яковлевич не знал, что со всем этим делать.
– А вот и она! – облегченно воскликнул дядюшка. – Елена Федоровна, господа хотят, чтобы ты их обслужила!
– Да? – я растерянно посмотрела на шестерых мужчин, толпившихся в небольшом зале. – Что ж… это хорошо…
Желающие парикмахерских услуг были людьми совершенно другого положения, чем обычные мои клиенты. Видимо, они пришли из салона Жюля после наших с ним соревнований. Значит, нужно обслужить их на высшем уровне.
– Тимофей Яковлевич, усадите мужчин, чтобы они не мешали мне работать, - я быстро пришла в себя и начала раздавать распоряжения. – Предложи им чай или кофе, Прохор…
Но Прошке не нужны были мои указы. Мальчишка уже умчался на кухню за горячей водой.
Пока я подготавливала рабочее место, заметила, что мужчины с интересом рассматривают парикмахерскую. На их лице не было ни грамма брезгливости и презрения. Да и откуда им был взяться? Я могла гордиться своим детищем. В зале было чисто, пахло свежестью. В шкафах-сундуках сияли белизной полотенца и пелерины. Зеркала сияли. Мебель, натертая воском с добавлением лимонного сока, тоже. А инструменты были аккуратно сложены в чехлы. Никаких мышей, тараканов и грязи. Ложь Жюля становилась все более явственной. А приход этих людей лишь повышал мой рейтинг.
Бывшие клиенты Жюля ушли от меня без кудрей,
Когда парикмахерская опустела, я устало опустилась в кресло. Но никакой разбитости я не чувствовала, мне нравилось все, что происходило. Мне хотелось работать!
Домочадцы собрались вокруг меня, принялись поздравлять, радуясь от всей души. По-простому, но так открыто и чисто… Видимо, Прошка им рассказал все, что произошло в салоне Жюля.
– Нам нужен праздник! – вдруг заявил дядюшка. – Отметим так, чтобы ноги от пляски болели!
– Ого! – засмеялась я. – Мы еще, и плясать станем?
– Станем! – Прасковья стукнула костылем. – Еще как станем!
– Ну, значит, завтра и устроим себе выходной! – согласилась я. – А почему бы и нет?
– Эх, я такой стол накрою, что даже господа позавидуют! – Евдокия тоже раздухарилась. – Запеку гуся, напеку пирогов! Окуньков пожарю!
За окном снова загрохотало, а вместе с раскатом грома раздался тревожный стук в дверь. Это почувствовали все без исключения. Прошка отодвинул задвижку, и в парикмахерскую вошел посетитель в мокром плаще. Никита Мартынович! У меня защемило сердце при виде его глаз. Он вдруг опустился в кресло и зарыдал, сжимая в руке очки.
– Нет больше дома у меня… Где мы с Сашенькой жили… И аптеки нет…
– Что случилось?! – я бросилась к нему, и он протянул мне какую-то скомканную бумагу.
Я пробежала по написанному быстрым взглядом. Ах, ты ж… Семейство Жлобиных выкупило земли, на которых стоял дом и аптека. Теперь они прислали оповещение, чтобы Никита Мартынович покинул их собственность завтра к обеду. Пока мне было трудно что-то понять, кроме одного: несомненно, это какая-то афёра! Но что мог сделать простой аптекарь против влиятельного купца?
* * *
Купец Жлобин вошел в дом и, окинув недовольным взглядом супругу, вместо приветствия спросил:
– Ты что ж, мать, совсем девку распустила, а?
– Василий Гаврилович, дорогой, да я и помыслить не могла, что она, охламонка эдакая, сотворит такое! – охнула Степанида Пантелеймоновна. – Какая муха ее укусила, не пойму!
– Разберемся… - купец направился в гостиную. – Скажи, чтобы на стол накрывали! Опосля дороги перекусить хочу! А потом и к дочери на беседу… Ты посмотри на нее… Вздумала супротив родной семьи голову поднимать? Ничего… ничего… я ей устрою…
Степанида Пантелеймоновна помчалась на кухню, не заметив, что на самом верху лестницы стоит Минодора, прислушиваясь к происходящему. Девушка испуганно закусила губу, а потом быстро пошла в свою комнату.
Жлобин налил себе рюмку водки, облизнулся, бросив взгляд на тоненькие пластиночки сала на темном ржаном хлебе. Но только он поднес рюмку ко рту, как в дверях появился слуга.
– Чего тебе? – купец недовольно взглянул на него.
– Василий Гаврилович, к вам гость, - слуга растерянно развел руками.