Шлиман. "Мечта о Трое"
Шрифт:
Испытательный срок еще не кончился, когда Шрёдер снова вызвал к себе молодого корреспондента и бухгалтера. В нем он почувствовал задатки крупного коммерсанта, из той породы, к которой в прошлые века принадлежали ганзейские купцы. Не только потому, что Шлиман выполнял каждое поручение быстро и хорошо, это делали многие: ни в одном из филиалов фирмы Шрёдера не было медлительных и плохих работников. Главное преимущество новичка именно в том, что он никогда не ограничивается исполнением порученных заданий, не сидит все время в конторе, а, как только позволяют дела, ходит по складам и порту, может с одного взгляда отличить яванский сахар от гавайского, а гавайский от суринамского, умеет на ощупь определить происхождение и качество индиго, этого важнейшего продукта торговли с Азией, начинает защищать интересы фирмы и на бирже, читает все иностранные газеты и из сложившейся политической обстановки делает правильные выводы в отношении рынка. Не в последнюю очередь ему ставится в плюс и то, что он знает многочисленных рабочих и служащих фирмы, знает их жизнь и их заботы.
— Нам не нужно тратить много слов, дорогой Шлиман, — говорит Шрёдер, — вы, разумеется, остаетесь у нас. По окончании испытательного срока вы станете получать девяносто гульденов в месяц. О деньгах не беспокойтесь. Если вы и впредь будете так работать, как работали, то мы скоро опять прибавим вам жалованье.
Шлнман чуть улыбается, когда в этот вечер идет домой. Конечно, его изменившееся к лучшему положение потребует больших расходов. Сотрудник Шрёдера не может обходиться одним костюмом. В отношении жилья и питания, разумеется, не нужно многого менять. Все же теперь можно будет делать сбережения не ценой строжайшей экономии и лишений.
Первым делом он посылает отцу два бочонка лучшего бордо и ящик самых дорогих гаванских сигар. Не любовью вызвана эта кичливая посылка — она самое убедительное доказательство, куда более сильное, чем хвастливые письма сестрам: видишь, и без твоей помощи, чтобы не сказать — вопреки тебе, а я кое-чего достиг! Впрочем, отец остается для него бесконечно далеким: даже известие, что тот продал свой хуторок, чтобы приобрести трактир, никак не трогает Генриха. Одновременно с посылкой отцу он отправляет и другие — маклеру Вендту, сестрам и братьям.
Теперь ему почти каждый месяц повышают оклад. Он работает полтора года в торговом доме Шрёдера, а под началом у него уже пятнадцать бухгалтеров и корреспондентов: он становится поверенным фирмы.
В это же время недельный счет, врученный ему хозяйкой, гласит: две булочки — 0,10; хлеб — 0,20; две рюмки водки — 0,13; две с половиной унции масла— 0,25; пять булочек — 0,22; пол-унции чая — 0,20; пять унций сахара — 0,35, и так далее, всего, включая плату за комнату, — 3,75 гульдена.
Однажды утром хозяин говорит со своим молодым поверенным о русском рынке, который за последние годы приобретает все большее значение. У фирмы неприятности: лондонский агент одного московского торгового дома неправильно понял посланное ему письменное сообщение. Плотников уже несколько лет в Англии, но только, теперь выясняется, что он все еще весьма слаб в английском — именно на этот раз он из спешки не передал письма, как обычно, своему корреспонденту. Кто должен теперь взять на себя убытки? Ясно, находящиеся в Москве братья Малютины не согласятся, а кому это делать — Плотникову или Шрёдеру, — решит суд, если не удастся договориться по добру.
— Очень досадно, — сетует Шрёдер, — что эти русские не могут выучить прилично английского языка!
— Или что мы — прилично русского! — парирует Шлиман.
— Дорогой мой Шлиман, — смеется Шрёдер, такая безумная мысль могла прийти в голову только вам! Русского языка еще никто у нас не учил, к тому же он слишком труден. Насколько я знаю, во всей Голландии есть только один человек, понимающий по-русски, — вице-консул Танненберг. То есть знает ли он на самом деле хорошо русский язык, мне тоже неизвестно. Может быть, он только делает вид, что знает. Но хватит об этом. Что советуете вы предпринять в этой неприятной истории с Плотниковым?
Шлиман высказывает свои соображения, и после небольшого спора оба приходят к единодушному мнению о том, как лучше всего поступить. Но Шлимана точит червь: почему нельзя вопреки всем возражениям выучить русский? «Человек, говорящий на двух языках, стоит двоих», — приходит ему на ум изречение Наполеона. Человек, владеющий трудным и неизвестным за границей русским языком, будет по праву стоить троих. А добавить к этому еще семь языков, уже изученных, — значит будет стоить десяти человек! Осуществлять даже то, что кажется невозможным, — это путь к самым большим успехам. Было бы смешно, если бы он, выучив без труда семь языков, спасовал бы перед восьмым!
Шлиман обходит все книжные лавки и всех старьевщиков Амстердама. Ему достаточно того, что он находит. Это старая грамматика, весьма неполный словарь и перевод все тех же «Приключений Телемака».
С этими книгами под мышкой он отправляется к русскому вице-консулу Танненбергу. Но тот, чувствуя себя оскорбленным, с возмущением отвергает предложение давать уроки. Шлиман вовсе не теряет мужества и принимается на свой страх и риск за изучение этого нового для него языка. В русском он не находит ничего общего с известными ему языками ни в словообразовании, ни в грамматике, а это очень затрудняет дело. Запомнив буквы и их вероятное произношение, он начинает действовать по своему многократно испытанному методу. Можно ли изучить язык только с помощью словаря? Нет. Так можно изучить только его словарный запас, но не построение предложений, не грамматические формы, эту живую плоть языка, облекающую костяк слов. Но ведь у него есть «Телемак», книга, которую он выучил наизусть и во французском оригинале и в переводе на некоторые другие языки. «Телемак» даст ему ключ к вратам этого неведомого царства. И вот Шлиман па самом деле принимается за русский, хотя и прекрасно сознает, что, конечно, многое учит неправильно и ему потом придется потратить немало труда, дабы избавиться от ошибок.
Тот, кто однажды придумал себе какую-либо методу, обычно не склонен отступать от нее ни в одном пункте. Нет учителя, который бы слушал выученное наизусть? А разве учитель обязательно нужен? Разве не заменит его любой человек, если он только согласен слушать? Ведь самое главное — чувство, что ты говоришь не в пустоту.
Шлиман ищет человека, который, и не зная русского, слушал бы его упражнения. Это оказывается не таким уж простым делом. Первые же, к кому он обратился со своим предложением, принимают его за сумасшедшего.
— Ну, старик, как дела? — спрашивает он сидящего на углу гетто глубокого старца с рембрандтовской бородой и длинными, как у пророка, космами. Серебряная монетка делает старика более доверчивым. Он начинает жаловаться на бедность, на тяжелые времена.
— Хотите заработать?
— Что за вопрос, сударь! Но имейте сразу в виду: я делаю только совершенно честные гешефты. — Мигая красными веками, он недоверчиво смотрит на незнакомца, ставшего вдруг подозрительным.
— Честнее некуда, — отвечает Шлиман, — я собираюсь изучить язык, и мне нужен человек, который бы меня слушал.
— Н-да, это дело, пожалуй, пойдет. А какой язык? Древнееврейский?
— Нет, древнееврейский мне не нужен, во всяком случае, пока не нужен, я занимаюсь русским.
— Жаль, сударь. По-русски я не знаю ни слова.
— Нет, постарайтесь меня понять, — настаивает Шлиман, — Я вовсе не требую, чтобы вы знали хоть слово. Вы будете только слушать. Каждый вечер вы должны приходить ко мне на два часа и за это будете получать два гульдена в неделю.
— По по субботам я не могу, — колеблясь, отвечает старик.