Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастичных повествованиях
Шрифт:
— Не рви мои цветы. Я сажала эти лилии на своей могиле и поливала их своими слезами.
И, сказавши так, исчезла.
Из сада вновь переношусь я в какие-то дикие дебри; брожу среди столетних сосен, едва нахожу стёжку, которая выводит меня к какой-то высокой горе. Хочу подняться на вершину, оглядеть окрестности, посмотреть оттуда на деревню, в которой стоял дом, где когда-то жили мои родители. Но гору со всех сторон окружали пропасти, которые не давали мне подойти к ней. И тут встречаю я великана. Он берёт меня за руку, велит идти за ним, выводит из леса на какое-то огромное поле, где перекрещиваются две дороги, и на них я вижу множество путников, которые едут либо идут пешими. Поднимаемся мы на пригорок, где была могила с деревянным крестом, а неподалёку торчала воткнутая в землю лопата. Великан велит мне раскопать могилу и достать оттуда мертвеца! Охваченный страхом, выполняю все приказы незнакомца, достаю из песка огромный скелет.
— Это будет твоё тело, —
Весь дрожа от ужаса, просил я отпустить меня, но великан со страшной силой ударил меня, и я упал на огромную грудь скелета и вместе с ним рухнул в яму. Борясь со смертью, я проснулся.
Вижу — вернулся ко мне человеческий облик. Одежда на мне та самая, которую я надел когда-то, собираясь на свадьбу Алёны. Не поверилось, что всё это происходит наяву, боялся пошевелиться, чтоб не исчез этот сладкий сон. Долго приходил я в себя, потом поднял очи к небу и возблагодарил Бога за чудо избавления от моего ужаса.
С несказанной радостью поднялся я с земли. Казалось, что все деревья и птицы поздравляют меня с новой жизнью. О, как сладко вкусить милосердие Божие! И как ужасна судьба того человека, который подобен зверю. [95]
Когда Якуш закончил рассказ, петух запел уже во второй раз. Пан Мроговский вынул из кармана старинные часы в виде сплюснутого шара, посмотрел на циферблат.
— Ого, — говорит, — уже час по полуночи. А что, пан хозяин, не время ли уже почивать? Всех авантюр Якуша не переслушаешь, у него их в запасе хоть на целый месяц, да к тому ж ещё любит поговорить и готов не спать до самого рассвета.
95
Легенды о волколаках были широко распространены в Беларуси. Характерной их особенностью являлось то, что в них люди становились оборотнями не по своей собственной воле, а по злому умыслу чаровников или ведьм. Иногда колдун мог превратить в волколаков сразу несколько человек, например, всех, кто собрался на свадебный пир (данный сюжет был использован Яном Барщевским в балладе «Девичий родник», опубликованной в «Незабудке» за 1841 г.).
Оказавшись в новом обличии, оборотни тяжко страдали. Некоторые из них озлоблялись и начинали творить зло. Например, Иван из сказки «Волколака», приведённой в сборнике И. П. Тарнавы-Боричевского, рассказывает односельчанам: «С той поры, остервенелый, я бросался на всех, кого только встречал, и кровь жертв моих осталась на мне» (Боричевский И. П. «Повести и предания народов славянского племени», ч. 1, СПб, 1840). Но многие совершали и добрые дела, как, например, герой сказки «Волколаки» (записанной в 1838 г. в Минской губернии), спасший зимой от холода младенца и через четыре года после этого проснувшийся человеком (Боричевский И. П. «Повести и предания народов славянского племени», ч. 2, СПб, 1841).
История Марки во многих деталях напоминает сказку «Оборотень», приведённую в сборнике И. П. Тарнавы-Боричевского. В ней ведьма тоже превращает парня в волка. «В беспамятстве, он стал бегать по лесу; набежав на лужу, увидел, что и сам весь превратился в волка, только торчали кое-где лоскутки одежды, ещё не обхваченной волчьей шкурой.
Несчастный поспешил к своим волам; но они, испугавшись зверя, побежали стремглав. Хотел остановить их знакомым голосом; но, вместо людской речи, завыл, как воют волки в глухую полночь, рыща за добычей.
Оборотень не лишился человеческой природы: влекомый неведомою силой, он блуждал в окрестностях родного села. Напрасно усиливался привыкнуть к волчьей жизни: сырое мясо было отвратительно. Оставалось живиться возле пастухов и жнецов; он пугал их, отвлекал в сторону, а между тем поедал их хлеб и другие припасы.
Так протекло несколько лет. Однажды, растянувшись на мураве, он заснул крепко, и как же изумился по пробуждении, не видя у себя ни хвоста, ни волчьих лап, сделавшись опять человеком!» (Боричевский И. П. «Повести и предания народов славянского племени», ч. 1, СПб, 1840). Далее рассказывается, как он вернулся в родную деревню, но знакомых и родных уже не встретил. Однако не предался отчаянию, в поте лица зарабатывал насущный хлеб и рассказывал людям о своей судьбе.
— Большое спасибо, пан асессор, что доставил мне такое удовольствие. Скажу пану откровенно, что такие истории никогда мне не приедаются, особенно если кто умеет их хорошо рассказывать. Якуш, должно быть, человек очень толковый, и какая у него необычайная память — ни одной мелочи из жизни этого несчастного Марки не пропустил. Но уж пан асессор завтра от меня рано не уедет, ибо как пан сам изволит слышать, ветер ещё воет за стеною, и кто ведает, может, эта вьюга продлится до утра.
— Днём буря не страшна, как-нибудь найдём дорогу. Доброй ночи, пан хозяин.
Якуш пошёл в людскую, пан Мроговский лёг в постель, что была уж давно ему постелена. Я, пожелавши дяде и гостю доброй ночи, пошёл спать в другую комнату. Потушили огонь; всюду тихо; только ветер выл за стеною и пел сверчок в подпечьи…
Книга вторая. Воспоминания о посещении родного края
Земля, на которой человек провёл свою цветущую юность, где среди разговоров и веселья встречал истинную чистосердечность и душевную открытость приветливых и добрых друзей, учителей и молодых товарищей… В памяти того, кто живёт на чужбине, эта земля всегда предстаёт в самых восхитительных красках. Кажется, что там ещё не миновал тот золотой век, когда человек не знал, что такое горе и страдания; и реки там из молока и мёда. Кто ж в дальних краях не вздыхает по своим родным местам? Там живут наши желанья и мысли; туда хотел бы я вновь улететь на крыльях!..
Некогда и я спешил с севера на берега Двины, чтобы увидеть те места, образы которых всегда хранил в глубине души. Едва приближался к тем краям, как казалось мне, что дубы и сосны кланялись, приветствуя давно знакомого гостя. Горы и сверкавшие издалека озёра напоминали мне о минувшем. Вот шумит быстротечная река Дрисса, спешит к Двине через густые леса и песчаные боры: хорошо её помню; на том берегу было некогда кострище, сейчас оно уже заросло травой; время стёрло с лица земли ту памятку, но она осталась в моей душе. Она напоминает мне тот год, когда жители этих краёв прятались в лесах от бури Наполеоновской войны.
Вечер был погожий, на западе румянились облака. На песчаном берегу Дриссы готовили ужин; горели сухие сосновые дрова; в тихой воде отражалось пламя. Знакомые и соседи, собравшись в круг, сидели у костра, говорили о вступлении французской армии в Полоцк, [96] о стычках в разных местах Белой Руси; то радость, то печаль, то надежда слышались в их беседе. Меня тем временем занимала серебристая рыбка, что подскакивала над чистою водой, крики птиц в бору и белка, которая, взобравшись на дерево и перескакивая с ветки на ветку, манила меня в лесную чащу. Когда я погнался за этим зверьком, неожиданно вдалеке за бором, где румянился закат, раздался будто гром. Грохотало безостановочно и гулко, словно из-под земли. Удивлённый, бегу я к старшим и спрашиваю, что это значит? Верно, надвигается буря?
96
14 июля 1812 г. 25-тысячный корпус французской армии, называвшийся «адскими легионами», под командованием маршала Н. Ш. Удино без боя вошёл в Полоцк и стал продвигаться по дороге на Себеж.
Мой отец прервал молчание и молвил:
— Это буря в Клястицах, [97] на Петербургской дороге; из дальних стран пришла она сюда, сея свинцовым градом; но напрасно стремится она на север: встретят её там сильные ветра и морозы.
На лицах у всех была заметна тревога. Испуганные женщины со слезами на глазах шептали молитвы, им думалось, что там каждый залп посылает на тот свет несколько десятков человек. Они дрожали, будто перед Страшным Судом, и вся эта бессонная ночь прошла в разговорах. Старики вспоминали минувшее, задумывались о будущем; какая-то надежда теплилась в их мыслях. Я ж на крыльях хотел бы лететь туда, чтоб увидеть тот театр войны и смелых воинов.
97
Местечко в 26 верстах от Полоцка, где состоялась памятная битва на Белой Руси с французами, в которой прогиб генерал Кульнев. — Прим. авт. Войска Удино вошли в Клястицы (деревня в 44 км к северу от Полоцка) утром 18 июля 1812 г. Со стороны Кохановичей им наперерез двигался корпус генерала П. Х. Витгенштейна, дабы преградить французам путь на Санкт-Петербург. Авангард русских войск под командованием генерал-майора Я. П. Кульнева на рассвете того же дня переправился через р. Свольну и атаковал врага около двух часов пополудни, к вечеру подошли основные силы русских и в 3 часа ночи возобновили наступление. После долгого и ожесточённого боя Удино 19 июля 1812 г. отступил по направлению к Полоцку. Отряд Кульнева неотступно преследовал неприятеля, но за р. Дриссой столкнулся с основными силами французов и был вынужден отступить обратно на правый берег реки. Во время переправы у д. Сивошино (деревня в 25 км к северо-западу от Полоцка — указанное Барщевским расстояние соответствует именно этому месту) 20 июля 1812 г. Кульнев был смертельно ранен. — Прим. перев.
А вот неподалёку и те чудесные картины заросших гор и долин, в которых серебряные струи вод блестят на солнце словно зеркало. Оттон! [98] ты теперь далеко в чужих краях. Вспоминаешь ли ты о красоте отчизны, являются ли тебе в грёзах наши прогулки, мечты, беседы? Тут, пленённые великолепием природы, в каждом уголке мы зрели богов древних римлян и греков; тут была наша Новая Аркадия. Возле тех ручьёв наяды украшали свои волосы водяными лилиями, на лугах танцевали нимфы, а в зарослях бродили козлоногие сатиры. О, счастливые фантазии цветущей юности, когда земля — рай, и повсюду чудеса. Образ Античной Греции и вся её древность возрождались в наших мечтах и беседах. Помнишь, та гора была Олимпом, пристанищем муз и Аполлона; тот украшенный цветами простор мы назвали Темпейской долиной; а там — Фермопилы, где в битве с огромным войском персов погиб с небольшой горсткой воинов царь Спарты Леонид. В этот уголок земли мы хотели перенести все чудеса земного шара.
98
По-видимому, Барщевский обращается к одному из друзей юности.
Помнишь ли тот дивный закат солнца, который видели мы когда-то, навещая эти околицы? Как великолепен и восхитителен был вид неба! Полоса густых туч растянулась над горизонтом, их пламенеющие края горели рубиновым огнём; из облаков лился, подобно водопаду, алый солнечный свет, и, будто на образ'aх, золотые лучи, разделённые тенями, стремились ввысь. Нас пленила эта прекрасная картина, а тучи всё сгущались, и наконец свет исчез; огонь молнии пробежал по небу, и на западе прокатилось эхо грома. Пастух, посмотрев на небо, сказал: «Будет рябиновая ночь! [99] » — и заспешил со своим стадом к деревне. А мы укрылись от бури в доме, который славился добротой и радушием хозяина.
99
Рябиновая ночь — грозовая ночь, что обычно случается в конце лета. Считалось, что такая гроза необходима для того, чтобы на рябине поспели ягоды.