Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастичных повествованиях
Шрифт:
— Зачем ты меня вызывал? — спросил злой дух, глядя на Гугона, а тот онемел от ужаса и не мог ничего ответить. Разгневанный бес ударил его и убил на месте, а сам исчез. [206]
После полуночи Твардовский вернулся домой и нашёл в комнате мёртвое тело своего приятеля, а на столе лежала раскрытая книга. Он всё понял и тут же вызвал к себе беса.
— Зачем ты убил несчастного мальчика? — с гневом спросил чернокнижник.
— Для того, — ответил злой дух, — чтобы он не раскрыл твою тайну всем, кому о ней знать не положено.
206
В
Есть в чёрных книгах места, которые лишь станешь читать, тотчас являются черти под разными видами […]; тут нужно не испугаться и потребовать чего-нибудь — хоть бы и птичьего молока. Уж такова сила чёрной книги, что нечистая сила должна всё исполнить. Но беда, если человек струсит и промолчит: черти подумают, что он хотел только посмеяться над ними, и тотчас замучат. […]
Говорят, иметь её не беда, нужно только не поддаваться чёрту, и пусть его работает, что прикажут; но дело в том, что нельзя книжку бросить так, как хлам — не знаешь, кому попадётся в руки: станет читать дитя, — нечистая сила либо замучит его, либо сделает своею жертвою; а достанется злому человеку — и того горше: какой беды не причинит он ближнему!» (Боричевский И. П. «Повести и предания народов славянского племени», ч. 2, СПб, 1841).
— Коли так, надо было сделать иначе, ведь ни ты, ни я не сможем его оживить. Теперь меня покарают как убийцу. Надо как-то скрыть это злодеяние — полезай в его тело, будешь вместо души, покуда не придёт час его смерти.
Как только он это сказал, дьявол залез в мёртвое тело, и Гугон ожил, но был уже совсем другим — глаза сверкали, но этот блеск был неприятным, а черты лица у него хоть и остались прежними, но появилось в них что-то отталкивающее.
Когда он пришёл в школу, профессоры и одноклассники заметили в нём какую-то перемену, но никто не мог понять, в чём причина.
Во время богослужения вёл он себя нескромно, смешил других, а во время мессы, когда ксёндз подносил Святые Дары, не мог переносить этого и выбегал из костёла, прикладывая к носу платок, будто останавливал кровь.
Ни наставления, ни наказания не помогали, и его выгнали из школы. Он навсегда сделался врагом для всех иезуитов — писал на ксёндзов пасквили, восставал с философствованиями против святой религии, всех, кто вступал с ним в разговор, старался развратить. Потом он ушёл из Полоцка и скрылся незнамо где.
— Браво, Стась, — сказал пан Сивоха. — Рассказ короткий, но занимательный. Верно, кое-кто из наших молодых паничей и теперь ещё в беседах повторяет слова того дьявола, что был в теле Гугона.
— Вот тебе и наука, Стась, — сказал дядя, — что надо избегать знакомств со злыми людьми. Гугона погубила дружба с Твардовским, и бес получил обширное поле для распространения зла.
— О! Если бы этот пан Гугон, — сказал Лотышевич, — за время своего пребывания на земле стал судьёю, секретарём или иным каким чиновником, что б творилось на свете?
Во время этой беседы панна Малгожата принесла из людской письмо и сказала:
— Пришёл Якуш. Вот письмо от пана Мороговского.
Дядя прочёл и, передавая мне, сказал:
— Пан Мороговский очень расположен к тебе, просит, чтобы ты навестил его; можешь ехать туда завтра после святой мессы и погостить у него несколько дней. Да пусть Якуш зайдёт сюда. Это человек словоохотливый, мне очень понравился его рассказ про волколака.
Когда тот
Услышав про Чубкевича, Якуш состроил презрительную мину и сказал, кивая головой:
— Пусть бы этот Чубкевич сперва подумал, чего стоит его собственная душа. Продавал молодых парней и девушек Бог знает каким людям, не внимая слезам бедных матерей — мучил людей в своё удовольствие, уж ответит он перед Паном Богом. Пусть бы искал себе белую сороку, славная была бы ему пара. Удивляюсь, что наш пан, который заботится о своих крепостных, как отец о детях, приглашает его к себе.
— Расскажи мне, — сказал дядя, — что это за белая сорока, о которой ты вспоминал?
— А, уж лучше поведаю пану про белую сороку, чем говорить про Чубкевича, суди его Бог.
Повесть восьмая. Белая Сорока
— Вы, панове, знаете окружённое тёмным лесом озеро Язно, где граничат три повета: Полоцкий, Себежский и Невельский. Недалеко от того озера было большое имение, и жил в нём пан, которого и сейчас, вспоминая, называют Скоморохой, и были у него крепостные во всех трёх поветах.
Так вот этот пан Скомороха был очень беспокойного нрава, спесивый и жадный, к соседям ездил только с претензиями. Деньги у него были, и он постоянно вёл тяжбы в судах, притеснял бедняков, вдов и сирот. Жизнь его крепостных была сущим адом.
Дом его редко кто навещал. При нём завсегда находился большой чёрный пёс. Слуги заходили в его покои лишь тогда, когда он свистом давал знать, что кто-то из них ему понадобился.
Однажды Скомороха был, как обычно, один в своей комнате, смотрелся в зеркало, подкручивал усы и внимательно приглядывался к своему широкому лицу, которое, говорят, было похоже на полную луну. Потом сел в кресло, закурил трубку и погрузился в раздумья, а рядом с ним на полу спал чёрный пёс.
Пока он перебирал в мыслях разные способы, как бы увеличить свои владения, опустился вечер, наступили сумерки. Неожиданно над его жильём сгустились тучи, за стеною зашумел ветер и хлынул дождь. Стало темно, лишь тускло светились окна.
Едва Скомороха очнулся от своих дум, как комнату осветила молния, и увидал он, что в углу возле двери стоит какая-то странная и страшная фигура. Испугавшись, он вскрикнул, стал звать к себе слуг, но гром и шум ветра заглушили крики, никто не услышал и не прибежал на зов пана.
Высокая худая фигура приблизилась к нему.
— Не кричи, — произнес незнакомец. — Никто не услышит твой голос, и пёс твой чёрный спит крепким сном.
— Кто ты и как сюда попал?
— Подожди немного и обо всём узнаешь, — говоря это, гость высек огонь и зажёг свечу, что стояла на столе перед зеркалом.
При свете пан Скомороха увидел странное существо: человек на тоненьких ногах, худой, глаза круглые, лицо сухое и острое, похожее на птицу. Пан закричал дрожащим голосом:
— Какое гнусное лицо! Я вижу — ты злой дух!
— Не кричи, я такой же, как и ты. И могу сделать для тебя немало доброго.
— Зачем ты пришёл, да так тихо, что пёс не услышал?
— Слышишь шум бури? Я спрятался тут от ливня и молний, а пёс твой сейчас спит беспробудным сном и будет спать, покуда я его не разбужу.