«Шоа» во Львове
Шрифт:
Общий советский дефицит товаров первой необходимости не обошел и школьных предметов. Из торговли внезапно исчезли тетради из качественной белой бумаги. Вместо них появились из желтоватой, некачественной, зато с портретом вождя на обложке. Также исчезли обыкновенные чернила. В канцтоварах раньше существовало разнообразие «атраментов (чернил)» с разнообразными оттенками цветов. Самыми распространенными из них были синий и черный, а еще использовали зеленый, красный и для особенного написания — золотистый. Всех их заменил один — единый фиолетовый цвет. Весь Союз писал производным от зеленого военного цвета фиолетовыми чернилами. Иного советская химическая промышленность, нацеленная на войну, не производила.
От продовольственных трудностей львовян спасла геополитика. После развала Польши Львов внезапно оказался на рубеже Востока и Запада. Недалеко проходила советско-немецкая граница, пока еще не полностью закрытая.
В магазинах «Горпищеторга» весной 1941 года неожиданно появилось особенное хлебобулочное изделие, вызвавшее широкие пересуды антисемитского характера, которые имели отголосок в период немецких времен. Этим изделием пекарей стала маца — пресный пшеничный хлеб в виде очень тонких сухих коржей (еврейский пасхальный хлеб). Начали торговать мацой накануне еврейской пасхи. Нетрудно себе представить, с какой радостью евреи бросились покупать свою мацу. Также покупали эти пшеничные коржи и неевреи. У нас дома вкусную и, главное, дешевую мацу все ели с удовольствием. Но невольно возникал вопрос, почему режим, который так остро выступает против христианских религиозных праздников и обрядов, неожиданно делает исключение для иудаизма.
Было общеизвестно, что Советский Союз — первое в истории человечества государство, которое утвердило атеизм официальной идеологией. Преследование христианской церкви в Украине приняло неслыханный варварский характер. Члены правящей коммунистической партии по уставу и программе были обязаны бороться со всеми проявлениями религии. Председатель «Союза воинствующих безбожников» Ярославский (Губельман) даже провозгласил атеистическую пятилетку, в течении которой должны были полностью ликвидировать все церкви, а сама религия должна была полностью исчезнуть. «Религия — опиум для народа», — поучал Карл Маркс; религия — «духовная сивуха» — вторил ему Владимир Ленин. Эти и другие атеистические выражения так называемых классиков марксизма-ленинизма можно было увидеть на транспарантах, вывешенных в людных местах.
Как-то, на еврейскую пасху, пришел к нам мамин двоюродный брат, которого я называл дядей, Юзек Каминский, который был ярым польским патриотом. Увидев на тарелке мацу, он взял ее в руки и возбужденно выкрикнул:
— Наконец советская власть сбросила маску! Наконец можно убедиться, что это еврейское государство! Запрещает христианам религиозные обряды, а сама печет для евреев мацу. Нужны ли еще какие-то доказательства?
Похожие мысли распространялись тогда среди простых львовян, особенно в польской среде. Звучали они и во время катастрофы.
Наши соседи-поляки — братья Желязны принадлежали, о чем я уже упоминал, к львовскому уголовному миру. Братья потеряли отца, кондуктора трамвая, который погиб на работе в транспортной аварии. Магистрат, которому принадлежал городской трамвай, оплачивал осиротевшей семье из пяти душ довольно большую пенсию. Екатерина Желязна этими деньгами начала топить в алкоголе горе вдовы, а ее дети росли согласно поговорки — как сорняк возле дороги. Девушка Гелена выросла добропорядочной и, выйдя замуж, быстро покинула братьев. Воспитание буйных, непослушных ребят без бдительного отцовского глаза мамой-пьяницей дало заранее известные результаты. Самый меньший брат Сташек стал мелким воришкой. Средний — Роман стал опасным профессиональным преступником. Старший — Владек, которого отец успел отдать к мастеру в обучение, хоть и выучился на квалифицированного слесаря, тоже не сторонился преступной среды. По заказу дружков Романа Владек Желязны изготавливал воровские принадлежности: всякого рода хитроумные
На фабрике, где работал Владек, ценили его золотые руки, но сам Владек не ценил свою работу. Часто прогуливал как по своей, так и чужой воле. За мастерски сделанные высококлассные воровские изделия ему не один раз приходилось хлебать тюремный суп. Находился он каждый раз под следствием из-за отсутствия прямых доказательств и благодаря своему упрямству недолго — месяц-два, самое дольше — полгода. Со временем Владек стал во львовских тюрьмах известной персоной. Один раз директор тюрьмы Бригидки попросил его открыть в кабинете сейф, у которого сломался ключ. Штатный тюремный слесарь ничего с ним не мог сделать. Через каких-то полчаса непокорный сейф приветливо открылся перед Владеком.
Любимым местом времяпровождения братьев Желязны был расположенный рядом с нашим домом знаменитый во Львове кабак, о котором любили пописывать бульварные газеты. Об этом кабаке даже сложили популярную песенку:
Там на розі на Янівській, При вулиці Клепарівській, Там ся добре пиво п'є, Там ся добре в морду б'є. [4]Городской фольклор Львова создавался на основе польской лексики и украинской фонетики. В транскрипционной записи следующий куплет этой песенки имел такой вид:
4
Там на углу Яновской,
Возле улицы Клепаровской,
Хорошо там пиво пьется,
Хорошо там морда бьется.
В кабаке, о чем поется в песенке, собирались крутые ребята, воры, проститутки и иные полукриминальные элементы со всего Клепарова, чтобы выпить пива и послушать музыку. Львовяне, независимо от социального положения, отличались музыкальностью и любили оркестровую музыку. Модным «шлягером» тогда было такое танго:
5
Там приходит пани Франя,
И опухшая кривая Маня,
И полно гуляк там сеть,
Пиво будем там мы пить!
Неподалеку от распивочной, вверх по Клепаровской, находился, и ныне находится, широко известный львовский пивзавод. Ежедневно свежее пиво привозили из пивзавода в кабачок на специальной широкой платформе, которую не торопясь тянули похожие на слонов кони, могучие тяжеловозы голландской породы. Хозяином кабачка был, как водится, еврей. Евреи нашего дома туда не частили и, вообще, евреи, известно, в те времена по забегаловкам не шастали. Но были исключения. Друг братьев Желязных, еврей Биндер, который тоже промышлял воровством, бывал там частенько. Высокий, широкоплечий Биндер, где бы не появлялся, становился душой компании. Он знал немеряно анекдотов, в частности еврейских. Как-то Биндер рассказал новый политический анекдот, который я потом слышал в различных вариантах. В анекдоте спрашивают: «Как сейчас молятся львовские евреи?». Подставляя из осторожности под местоимения слова «советы», «поляки», «Гитлер», львовские евреи молятся: «Чтобы те себе ушли! Чтобы другие не вернулись! Чтоб он сам не пришел! Чтобы мы тут остались!». Из анекдота выходило, что самое лучшее оставаться евреям наедине с коренным этносом.
6
Трамвай за трамваем,
Трамвай за трамваем,
А за тем трамваем —
Еще один трамвай!
Трамвай отъезжает
Девченочка плачет,
Прощай мой хороший,
Мой милый казаче.