«Шоа» во Львове
Шрифт:
Массовые расстрелы заключенных в галицийских городах и поселках вызвали общую стойкую ненависть населения (поляков и украинцев) к советской власти, ее творцам и пропагандистам коммунистической идеологии. Эти чувства усиливали торжественные похороны жертв большевиков, в которых приняло участие тысячи людей и греко-католическое, римо-католическое и православное духовенство.
В 1956 году, в период хрущевской оттепели, Политбюро ЦК КПСС обратилось к Органам за цифрами репрессированных по политическим мотивам. Органы подсчитали и сообщили, что только с 1935 по 1940 год, то есть в мирное время, через советские тюрьмы прошло 18 840 тысяч политзаключенных. Их них 7 миллионов было расстреляно. Остальных отправили в «истребительные лагеря». (См. «Новый мир», 2001, № 8).
В сравнении с общим числом жертв большевизма, которые по современным авторитетным данным составляют около 60 миллионов, те 40 тысяч замученных на территории Западной Украины в начале войны, являются каплей в море пролитой
К началу вспышки немецко-советской войны в Галиции, несмотря на два года тотального энкаведистского террора, все-таки уцелело две могучие украинские организованные силы: Греко-католическая Церковь и Организация Украинских Националистов. Из калейдоскопа бурных событий первых дней немецкой оккупации сильное впечатление оказало на галичан провозглашение независимости Украины. Этот акт имел весомое значение для дальнейшего развития событий. В тексте провозглашения было сказано, что «волей Украинского Народа Организация Украинских Националистов под руководством Степана Бандеры провозглашает восстановление Украинского государства, за которое сложило свои головы целые поколения самых лучших сыновей Украины. Организация Украинских Националистов, которая под руководством ее творца и вождя Евгения Коновальца вела в последних десятилетиях кровавого московско-большевистского порабощения упорную борьбу за свободу, призывает весь украинский народ не складывать оружия до тех пор, пока на всех украинских землях не будет создана Украинское Суверенное Государство».
Для львовян программа и деятельность ОУН, а также личность руководителя края Степана Бандеры были достаточно известны. Именно во Львове в 1936 году в Бригидках проходил громкий политический процесс над краевой экзекутивой (исполнительным комитетом) ОУН. Тогда польский суд приговорил С. Бандеру к смертной казни, замененной спустя на пожизненное заключение. Об ОУН было известно, что это не политическая партия в традиционном и понимании, а тайная, подпольная революционная организация, построенная на строгой воинской дисциплине. Первая заповедь для членов ОУН гласила: «Добудешь Украинское Самостоятельное Соборное Государство или погибнешь в борьбе за него». Состояла организация в основном из патриотически настроенной молодежи. Широко разветвленная сеть ОУН покрывала Галицию и Волынь, частично Буковину и Закарпатье. В конце тридцатых годов организация ОУН сделалась упругой, динамичной политической силой, с которой вынуждены были считаться все западноукраинское общество и спецслужбы оккупантов, в частности польская «Дефензива» и НКВД.
Провозглашение восстановления независимости проходило в простых условиях, в небольшом помещении «Просвиты (Просвещение)» на львовской площади Рынок, вечером 30 июня. Львовяне об этом событии узнали только на другой день. С поразительной оперативностью львовские раввины в тот же день, 30 июня, встретились с митрополитом Андреем Шептицким и сообщили, что евреи Львова поддерживают провозглашение Украинского государства и надеются, что Украинское государство защитит своих граждан от каких-либо преследований. Митрополит Греко-католической церкви заверил раввинов, что государственная власть не допустит антиеврейских эксцессов, что украинское правительство будет заботиться о благе всех проживающих в крае граждан, без разницы вероисповедания, национальности и социального положения. Поэтому, провозглашение в 1941 году независимости Украины совсем не испугало галицийских евреев. Наоборот, евреи видели в Акте независимости благоприятный для себя поворот событий.
Наше гостеприимное жилище с первых дней июля превратилось в громкий дискуссионный клуб. Соседи-евреи тянулись к нам, чтобы что-то узнать о намерениях нового правительства и обсудить украинско-еврейские взаимоотношения. Мусе Штарк, который до сих пор любил беседовать с моим папой как с представителем рабочего класса, теперь начал разговаривать с ним как
Украинские политические круги Галиции постоянно относились к евреям с исключительным пониманием. Не было ни одной политической партии, которая бы проповедовала антисемитизм, в том числе и ОУН. Не добиваясь ассимиляции евреев, представители украинского общества пытались наладить украинско-еврейские отношения на основе плюрализма и признания прав евреев как самостоятельной национальной группы, ожидая взаимности, что евреи не будут мешать украинскому возрождению.
Мужчины, которые собирались у нас, все имели возраст около сорока лет и для них события, связанные с созданием в 1918 году ЗУНР, были в памяти живыми и свежими. Правительство ЗУНР дало еврейскому сообществу широкую национально-культурную автономию и возможность защищать свои интересы во всех государственных структурах. В 1941 году галицийские евреи надеялись на аналогичное отношение новой украинской власти. Забегая вперед, отмечу, что во время референдума в поддержку Акта про государственный суверенитет Украины в 1991 году прагматические евреи единодушно проголосовали за независимость. Они почему-то совсем не испугались раздуваемых украинофобской пропагандой ужасов стереотипа украинца — генетического антисемита. Ведь те проницательные евреи, которые наблюдали за политической жизнью в Украине, несмотря на весь осадок недоразумений знали, что реальная политическая власть на протяжении столетий в Украине украинскому народу не принадлежала. Что условия варварского произвола, который господствовал в Украине до 1991 года, — это не результат деятельности украинского народа, а следствие «деятельности» над украинским народом оккупационных властей Российской империи или Польши. Чужеземцы, за исключением, возможно, австрийцев, никогда не пытались превратить Украину в цивилизованную правовую территорию, потому что это препятствовало бы их господству. Оккупанты постоянно инспирировали антисемитские настроения и выступления, чтобы таким образом отвернуть гнев закрепощенного, униженного народа от его настоящих угнетателей. В 1941 году галицийские евреи надеялись, что они могут успешно найти с украинской властью взаимопонимание. Во всяком случае беседы на эту тему проходили в нашей квартире.
В шинели на красной подкладке на углу улицы Яновской стоял немолодой немецкий генерал в окружении дюжих охранников и наблюдал за передвижением войск, которые катились лавиной на Восток. Появилось подразделение с экзотическими, невиданными у нас вьючными мулами. Эти непритязательные, выносливые гибриды осла и лошади тянули на хребтах тяжелые минометы. Мы с Йосале прислонились к нашей подворотне и с интересом созерцали, как по улице маршируют нескончаемые военные колонны. Солдаты выглядели веселыми, улыбающимися, удовлетворенными. Чувствовалось, что армия охвачена порывом энтузиазма одержать решительную победу. Было начало жаркого летнего месяца июля. Одни солдаты шли в пилотках, другие — с непокрытыми головами. Немецких солдат не стригли «под ноль», у них были аккуратные челки.
Мы с Йосале заворожено смотрели на массу серо-голубых мундиров, которые звенели мостовой подкованными сапогами. Вдруг энергичным военным шагом к нам подошел немецкий солдат и на чистом украинском языке спросил:
— Хлопцы, скажите, а где пятый номер?
От неожиданности, что немец заговорил по-украински, я аж онемел, а перепуганный Йосале юркнул куда-то в сторону. Я уже тогда заметил, что мой отчаянный друг панически боится немцев. (И не напрасно. Жить ему по воле немцев оставалось меньше года).
Странный украиноговорящий солдат поинтересовался, тут ли проживает Николай Щур. Услышав утвердительный ответ, он попросил меня отвести его к пану Николаю. Заинтригованный, я поднялся с ним на первый этаж и указал на нужную квартиру. Я не мог отойти от удивления, когда увидел, как пан Николай и немецкий солдат с радостными возгласами кинулись в объятия. Выяснилось, что «немца» зовут Михаилом, и он — родной брат Николая Щура.
Через некоторое время, прихватив бутылку, братья пришли в гости. Мусе, который в это время находился у нас, сразу встал и ушел прочь. Зато повар Матвиив, который заскочил к нам только на минутку и собрался уже домой, остался. Солдата засыпали различными вопросами. Много говорилось о политике и перспективах украинского дела. А украинское дело было простым — иметь, как и у всех цивилизованных народов, собственное государство. Этой темой тогда перенимался весь Львов и не только украинцы, а и поляки и евреи.