Шофер. Назад в СССР. Том 3
Шрифт:
Одна только Алла Ивановна стояла, напряженная как струна. Смотрела на нас своими нахмуренными, злыми глазами. На высоком ее лбу пульсировала жилка.
— Ну чего ты? Игорь? — Тут же растаяла Машка, — чего ты? Люди ж смотрят!
— Это ты чего, — взяв Машу за хрупкие плечики, отстранил я ее, — чего приехала?
— Перевязку тебе нужно новую! — Глянула она на меня строго.
— Маша, — заулыбался снова Казачок, — всем в диспетчерской плешь выела. Доканала она сначала завгара, рассказать, где ты делся. А потом уже и меня, чтобы привез ее к тебе.
— Готовь руку, — Сказала Маша деловито, — сейчас будем тебе перебинтовывать ее в полевых условиях. И раны обрабатывать.
— Какие еще раны?! Какие перебентовки?! — Возмутилась Алла Ивановна, — гражданка! Что вы себе позволяете?!
Топча низкими каблуками пшеничные пенечки и неловко пошатываясь, Алла Ивановна направилась к нам.
— Немедленно назовите мне место вашей работы! Я напишу вашему непосредственному начальнику докладную записку о том, чтобы вас привлекли к дисциплинарному взысканию!
Маша не растерялась.
— Прошу вас не вмешиваться во врачебные дела, — сказала она строго, — у меня тут вообще-то больной! А вас я и знать не знаю!
— Вот это больной, — Рассмеялся Вакулин по-доброму, — вот если бы у нас все больные так держались, мы бы уже, видать, горы свернули!
Маша посмотрела на улыбчивого Вакулина, а потом на каменное от злости лицо Аллы Ивановны.
— Вы… да вы… Да у вас тут никто, наверное, не знает, что такое субординация! — Прошипела Алла Ивановна.
— Сменить повязку, — пожал я плечами, — дело недолгое. А наши комбайны еще и близко не в поле.
— Алла Ивановна, — окликнул ее Вакулин, — да оставьте вы молодежь в покое! Мы же еще не начинаем! А Землицын и вовсе на своей машине! Учения нужны только чтобы шоферы пообвыкли работать на зилах. У них времени это много не займет. Машина очень на газ похожая. Потому и такие короткие у нас занятия.
Алла Ивановна снова запыхтела. Нахмурившись потопала к остальной комиссии.
— Сказано было, — тихонько от всех проговорил я Машке, когда мы зашли в Белку чтобы сменить повязку, — что повязку менять раз в сутки. А не прошло еще суток.
— Лишним не будет, — сказала Маша, быстро орудуя своими ловкими тоненькими ручками.
Было видно, что она на мгновение растерялась от моих слов. Выходит, что не стоило ей бежать сломя голову ко мне, сюда.
— Соскучилась я, — ответила девушка немного обиженно, — соскучилась. И злая на тебя я немного.
— Почему злая? — Улыбнулся я.
— Потому как ничего ты мне не сказал про свое ранение. Узнала на работе через третьи руки. Вот и захотела приехать.
— Чудо ты в перьях, — улыбнулся я, наблюдая за тем, как Маша заканчивает новую повязку.
— Так. Рукава опустить, работу мою полевой пылью не грязнить, — изобразила девушка строгость.
— Слушаюсь, — сказал я шутливо.
Когда вышли мы из машины. Поглядел я на то, как стоят шоферы да слушают болтовню членов комиссии.
— Машка, — подозвал я, — иди-ка сюда.
— Чего?
Обойдя Белкин нос, оказалась она рядом со мной, у водительской двери. Схватив Машу за ручку, потащил я ее назад, за кузов.
— Ты чего?! — Только и выдала она, а потом добавила свой звонкий хохоток.
— Соскучилась? — Сказал я, когда мы укрылись от чужих глаз.
— Да не кричи ты, — смутилась Маша. — Люди услышат!
— Соскучилась, спрашиваю?
— Ну соскучилась, — разулыбалась она, — сказала же.
— Ну тогда на.
С этими словами, прижал я девушку к себе и поцеловал в губы.
— Ты что! — Возмутилась Маша, когда мы разъединили губы, — а вдруг кто увидит?!
— Не увидит, — ухмыльнулся я.
Маша заглянула мне в глаза. Внезапно с ее губ сорвался веселый смешок, и девушка улыбнулась. Потом она припала ко мне снова и потянулась целоваться. Так приятно мне было чувствовать Машино разгоряченное солнцем и чувствами тело, что я и нарадоваться не мог. Поцелуй ее показался слаще любого меда. Запах ядреного девичьего пота пьянил, кружил голову.
— Ну хватит-хватит, — отстранил я ее игриво, — мне еще работать, а я уже пьяный.
— Что-то я не почуяла, — улыбнулась она хитро, — чем это ты пьяный?
— А вот… — засмеялся я, — тебе скажи. Зазнаешься.
Маша снова улыбнулась. Внезапно слетело с ее лица веселое выражение:
— Я еще немножечко злюсь, Игорь.
— Это на что же еще?
— Ну чего ты, — вздохнула она, — всюду лезешь? Серый же тебе враг. А ты с его проблемами разделываешься.
— А если б Серый поступил бы в поликлинику с раною, — нахмурился я, — стала бы ты его лечить? Пусть и неприятный он тебе человек.
Маша поджала набухшие, красные от нашего поцелуя губы. Опустила взгляд.
— Вот то-то же, — Сказал я, — потому как ты по-другому не можешь. Ты медик. И пошла в медики не просто так. А потому что у тебя к тому душа лежит. И я так же. Ну не могу я мимо чужой невзгоды пройти.
Маша подняла на меня глаза. Блеснули они так, будто собиралась она плакать.
— Ну что, — развел я руками, — меня убить теперь, что ли?
Она не ответила. Просто прижалась ко мне всем телом. Обняла под плечами. Стала слушать мою грудь. Улыбнувшись, положил я руки ей на плечи. Обнял.
— Ты самый лучший, — сказала она глуховато, — самый-самый.
В следующее мгновение по-детски торопливо отпрянула она от меня. Строго посмотрела и добавила:
— Только попробуй от меня куда-нибудь теперь деться.
— Да успокойся ты, Машка, — рассмеялся я, — пока никуда деваться не хочу.
— Кстати, — Маша резко изменилась в лице, нахмурилась, — напомнили мне кое-что твои слова про медиков.
— Что напомнили?
— Подружка моя заходила утром в поликлинику, еще до того как уехала я на гараж. Она медсестра. Работает в больнице. С дежурства была. Так вот, слышала она все про Серых. Слышала, как милиционер приходил. При нем была Серых мать. Хотел он поговорить с Катей, да не смог. Была она не в сознании.