Шофер. Назад в СССР. Том 3
Шрифт:
Когда решил я глянуть, чего это Казачок не уезжает, то увидел, как тот Рихтер снова трется рядом с Машкой. Девушка же, все пытается от него отбиться, уйти в машину, да тот забрасывает ее своими вопросами. Тормозит, в глазки заглядывает.
— Вот зараза неугомонная, — я нахмурился, — быстро вылечился, фриц.
Пошел я решительно туда. К ним. Уже на подходе моем, Клаус переменился в лице: черты его ожесточились, свел он светлые свои брови к переносице. Посмотрел на меня недобро.
— Что, Клаус, — сказал я, на ходу, — не проходит голова?
— Нушна еще одна таплетка, — ответил
— В комбайне у себя поищи.
Приблизившись, стал я между ним и Машей. Заглянул немцу в глаза. Не боялся он моего взгляда. Смотрел и не отводил своих арийских, етить их, зенок. Замерли мы друг напротив друга. И когда хотел я уже отправить его пенделем обратно к своему ящику на колесах, вмешалась тут Маша:
— Ну ладно, Игорь, — она юрко подскочила ко мне сбоку и тронула лицо, приклонив к себе, чмокнула меня в щечку, — пора мне. А-то и правда в поликлинике съедят.
Глянул я в ее глазки. Была там смесь смущения и беспокойства.
— Езжай, — и ничего не бойся, — ответил ей я.
Маша, не взглянув на немца, побежала к кабине.
— Фы уезшаете? — Удивился Клаус, которого будто бы и не смутил Машкин поцелуй.
Однако, не дождавшись ответа, он торопливо добавил:
— Auf Wiedersehen!
— Двигай! — Обернувшись, крикнул я Казачку.
— Ага! Давай Игорь! До вечера! — Закричал тот в ответ и закрыл дверь в кабину.
Вместе с немцем пронаблюдали мы, как Казачок погнал свой газон по прокосу, развернулся и пошел обратно в горку, миновав немецкую колонну машин.
— Красифая у фас schwester, — провожая машину взглядом, улыбнулся Клаус.
— Не сестра она мне, — ответил я, — а невеста.
— О! — Клаус сделал удивленное лицо, — это все потому, что я, иногда плохо понимаю фаш язык. Ну, то что нефеста, это ничего.
— Будешь к ней приставать, — глядя немцу в глаза, сказал я спокойно, — получишь по шее.
— Was?
— Да понял ты все. По глазам вижу, что понял.
Еще пару мгновений смотрели мы друг на друга, как два вражьих волка. Вдруг взгляд немца скакнул над моим плечом. А потом он пошел обратно к своему комбайну. Обернувшись, увидел я, как руководство колхоза вместе с немцами садиться в волгу.
— Игорь! — Крикнул мне Вакулин, — ну чего ты? Готов? Начинаем учения!
— Готов! Иду уже, Евгений Герасимович!
Вечер того же дня.
Отделение райкома.
— Ну чего ты упрямишься, Ира? — Егоров прислушался внимательнее, приблизился ухом к закрытой двери кабинета Аллы Ивановны, — такой шанс выпадает раз в жизни!
Когда Егорову передали, что Алла Ивановна ждет его у себя в кабинете по какому-то важному делу, он почти сразу бросил всю свою работу и поспешил ко второму секретарю райкома.
Следуя по-пустому в конце рабочего дня кабинету, Николай Иванович чувствовал какое-то беспокойство. Вообще-то, он чувствовал беспокойство каждый раз, когда Алла Ивановна звала его к себе в кабинет. Потому как вызов этот обещал Егорову неприятную, а иногда и не очень… законную работу. Работу, связана которая, чаще всего была с подлогом. Николай Иванович не любил делать подлогов, по понятным причинам, однако выступить против Аллы Ивановны боялся. Очень боялся.
Когда пришел он к кабинету начальницы, то услышал за тяжелой деревянной дверью приглушенные голоса. Егорову даже в голову не пришло, что можно просто постоять в стороне и подождать, пока там закончат разговаривать о делах, в которые он был совершенно не посвящен.
Следуя своей натуре, Николай Иванович оглянулся кругом и, убедившись, что никто за ним не наблюдает, приблизился к двери. Стал слушать.
— Ну я же уже сказала тебе, Мама, — зазвучал новый, но знакомый Егорову девичий голос, — что не хочу я всем этим заниматься! Не по мне это!
Егоров нахмурился. Голос принадлежал Ире, дочери Аллы Ивановны.
— Ты, похоже, — продолжала Анна Ивановна тяжело вздохнув, — не понимаешь в чем тут дело. Место свободное. Один из участников отряда по соревнованиям выпросил у нас место для своей сестры, да не где-нибудь, а в московском медицинском училище! А потом взял, да и отказался. А запрос на место мы уже по партийной линии отправили. Ответа ждем. И ответ, будь уверена, будет положительный.
— Отказался? — Спросил у самого себя Егоров, — когда это Землицын отказался от такого места?
И правда, не слышал Николай Иванович от Землицына таких слов. Не получал заявления, в котором он бы отказался. А вот ходатайство на одно место в училище, чтоб без экзаменов пройти, Егоров печатал собственными пальцами.
Выходит, это очередной какой-то Аллы Ивановны мухлеж. Да такой, в который Егоров пока еще не посвящен. Но скоро будет, он понимал это четко и ясно.
— Мама, — с таким же вздохом и почти такой же интонацией, как у Аллы Ивановны, произнесла Ира, — ну не хочу я в Москву. Не хочу по врачебной дорожке идти. Мне и тут хорошо. Я сейчас в комсомоле, а потом пойду по партийной карьере, как ты. Ну и все.
— Да как же ты не поймешь?! Это ж какой почет может быть! Он же отказался! Место останется, и я легко тебя на него переведу! У меня есть к тому нужные связи!
— Мама, — ответила ей Ира почти сразу же, — да это ты не поймешь. Чтобы по медицине пойти, упираться нужно сверх меры. А тут, у нас, я уже всюду на хорошем счету. Меня все местный комсомольские организации знают и ценят. Как говорится, где родился, там и пригодился. Зачем прыгать выше, если уж и так все правильно идет?
Вот значит, как выходит… Захотела Алла Ивановна провернуть по этому пути свою дочь. Такое ее желание Егорова страшно удивило. Да еще при том учете, что Землицын-то ни от чего не отказывался.
Мать с дочерью, еще немного поспорили-поспорили, да не договорились.
— Ну ладно, ма, пойду я. У меня еще сегодня вечером собрание в нашей городской ячейке. Нельзя мне опаздывать.
Эти слова отразились у Егорова горячими мурашками по всей спине, и он отпрыгнул от двери. Сделал вид, что стоит и смирно ждет у коридорного окна.
— О, привет, Ирочка! — Поздоровался он, когда девушка вышла из кабинета, — а это ты там с Аллой Ивановной? А я и не знал, что ты тут! Подошел, слышу, кто-то в кабинете разговаривает, ну и решил подождать! Да только долго ждать не пришлось. Ты почти сразу вышла.