Шофер. Назад в СССР
Шрифт:
Теперь пришло время тянуть многострадальный газон.
— Готов?! — Заорал я сквозь шум моторов.
Через его ветровое стекло увидел, как Казачок торопливо закивал, показал большой палец.
— Поехали! — Крикнул я и нажал педаль газа.
Тяжелый груженый самосвал натужно двинулся вперед. Заглядывая в зерколо, я увидел, как толстый железный трос натянулся, дернул казачковский газон.
В следующее мгновение я почувствовал, как прокручиваются задние колеса. Услышал, как скользкий камень берега защелкал по железному кузову и днищу.
Тем не менее получалось. Машина Казачка коротко рванулась вперед, вокруг нее почернела, забурлила зеленоватая озерная вода. Из-под колес полетели комья грязи и струи воды.
Утонувший газон сначала слегка просел, а потом резко подпрыгнул, выбираясь из ямы. Кузов накренился вправо, и машина, наконец, пошла быстрым ходом, разбрызгивая воду и гоня к берегу волну. Вместе мы выехали на берег, а потом и на дорогу.
Машина Казачка, по самые колеса в илу и грязи, гулко обтекала водой. Из кузова исходили целые потоки.
— Вот и искупался! — Крикнул Казачок, спрыгивая на землю.
— Ты смотри! — сказал мне зампред, когда я выпрыгнул из машины, — смог! Лихо ты его вытянул!
— Ай, — отмахнулся я, — да что там.
— Еще и на груженой, — поддакнул зампреду агроном Николаенко.
— Берег скользкий, — начал объяснять я, — а груз давит машину к земле.
— И сцепление с грунтом крепче выходит, — задумчиво тронув бритый подбородок, догадался зампред, — а буксируемую машину ты решил облегчить.
— Совершенно верно, — кивнул я.
— Надо ж как оно вышло-то! — Подошел к нам Казачок, — машина у тебя была тяжелая, а потянула и свой, и мой вес!
— А ты что лыбишься, как сивым мерен? — Строго сказал Казачку агроном, — тебя… да за такое вождение…
— Ну-ну, товарищ Николаенко, — улыбнулся добродушно зампред Щеглов, — ты щас парня напугаешь так, что он и за руль сесть не захочет. Бывают промахи. Дело житейское. Главное, что машина цела-целехонька. На ходу осталась. Только, — он окинул грязные колеса казачковского газона взглядом, — малость вымыть ее надо.
— Да это уж, — растерянно потер шею Казачок, — мне как два пальца! Главное, что не утоп!
— Молодец, Землицын, — посмотрел на меня покровительственно зампред, — хорошо сообразил. Надеюсь, — протянул он мне свою холеную руку, — доведется нам еще с тобой повидаться. С такими колхозниками, как ты, я хочу знакомство иметь.
— Да чего уж там, — пожал я его ладонь, — машина утонула, надо было вытащить, вот и вытащил.
Вдали загрохотал матор. Мы все обернулись. По гравийной дороге шел, выдувая выхлопной черный дым, синий белорус. Его большие колеса валко вращались на пониженных передачах.
— Витя не наврал, — хмыкнул зампред, — выловил для нас трактор.
— Поздновато уж, — рассмеялся Казачок.
Трактор стал перед Нивой. Тракторист выбрался из открытой уже двери. Спрыгнула на землю и быстрым шагом пошел к нам.
— Что, — приблизился молодой мужик чуть за тридцать, снял плоскую кепку-восьмиклинку, — все уже? Не нужен трактор?
— Да не. Вытянули.
— Мда, — потер он коричневую шею, — только зря прокатался.
— Да ничего, — заговорщически ухмыльнулся зампред, — у меня в машине квас есть. Пойдем, выдам тебе, дорогой товарищ, целую бутылку! Будет тебе компенсация от колхоза за потраченное рабочее время. А за одно и тебе, Зимлицын квасу дам. Заслужил ты его. С мужиками напьетесь.
Тракторист хмыкнул, кисло скривился в улыбке, сказал:
— А градус в том квасу имеется?
Все рассмеялись.
— Ну какой-то, — сказал зампред, — имеется. А ты, — он посмотрел на меня, — Игорь, захаживай как-нибудь к нам в контору. Я про тебя замолвлю словечко перед председателем. Нам такие шоферы, как ты нужны, — загадочно сообщил он.
— Ну что ж, — хмыкнул я, — зайду, как будет время.
Рабочий день, как обычно, закончился в пять. К этому времени и мы сами и наши машины покрылись мерзкой ячменной пылью. Она саднила кожу, серой пленкой покрывала кузова самосвалов.
И без того грязная машина Казачка, загрязнилась еще сильнее: на влажную и вонючую озерную грязь налипла дорожно-амбарная пыль. А потом, все это добро запекло в корку щедрое летнее солнце.
Над Казачком, еще когда он добрался до тока, стали подтрунивать молодые девки:
— А ты, где это Генка, так машину выделал, да еще и сам промок до ниток?
— Уж никак на свинарник ездил? По колхозному базу свиней в кузове катал? — Смеялись они.
— Да не, — оправдывался Казачок, — это я на спор на газоне колхозный пруд переехал!
— И на что же спор был? — Заинтересовалась одна из девушек.
— А кто выиграет, — Генка спрыгнул со ступеньки и поплевал на палец, оттянул его, — тот всем мехтокавским девкам дает по оттяжному! Да прямо в лоб!
В общем, нельзя было машины так оставлять. Потому погнали мы наши грязные самосвалы на Уруп выкупать.
Хотя был уже вечер, кубанское солнце еще жарко припекало, а ветер, что гонял на низу с утреца, к этому времени успокоился. Стояла тихая погода.
Не доехав до гаража, мы цепочкой свернули вниз, на Чапаева. Там, по широкой, усаженной зелеными раскидистыми орехами улице, поехали на низ, к Урупу. Только остановились сначала у колонки напиться воды.
— А ты че, Микитка, — утер я мокрые от свежей воды губы, пропустил Казачка к железному столбику уличной колонки, — весь день как рыба? Чего молчаливый такой?
Микитка смутился, опустил взгляд. Я понимающе посмотрел на него. Оглянулся. Казачок припал к сильной кристальной струе губами. Жадно пил.
— Отойдем. Не бойся ты ничего, — сказал я Микитке, — и Серого не бойся. Это ж он тебе велел со мной не разговаривать?
— Угу, — покивал Микитка, — сказал, что худо мне будет, — он вздохнул, — если заговорю с Землицыным. С тобой, стало быть. Что не возьмет он меня в люди, когда сам выпутается из станичной жизни.