Шофер. Назад в СССР
Шрифт:
— Поздновато что-то. Завод уже закрытый. Кто там тебе груз выписал?
— Да… я… — Лёня совсем растерялся.
— Попросило начальство задержать кладовщика, — подхватил клетчатый.
— А накладная? — Спросил вдруг участковый.
— Ща! Ща! — Засуетился мужик с канистрой и побежал к кабине. Начал копошится внутри.
— Фу! Бензином несет, — сказал он недовольно, — Кто сюда банку эту вонючую запихал? А! Так. Ой…
Он выглянул из машины. Удивленно посмотрел на милиционера.
— Кажется, забыли на складу! Я точно
— Ну. — Кивнул Лёнька, подтверждая.
— Точно вам говорю, товарищ участковый, — продолжал клетчатый, — забыли на складу! Подпись поставили и забыли!
— Забыли, значит? — Участковый нахмурил брови еще строже, — а с каких это пор автолавка не на сельповских складах груз берет, а напрямую у поставщиков?
Оба мужика, побледневшие, переглянулись. Клетчатый протер морщинистый лоб дрожащей рукой.
— Так. Ясно, — сказал строго участковый, — прошу вас, товарищи гражданы, в машину. Проедем-ка со мной, до участка.
— Это как же? — Выпучил глаза клетчатый, — арест? А машина наша?
Лёня же, молчал и только быстро открывал и закрывал рот, как рыба.
— А машину замкнуть, и пускай тут пока постоит. А коль надо будет, заберем, как вещественные доказательства.
— Дак не по советским это законам! — Воспротивился клетчатый, — не имеешь ты права так просто нас зааристовывать! Ты же не на службе!
— Я, — выпятил колесом грудь милиционер, — лучше сам перед законом отвечу, ежели что не так, чем возможных спекулянтов отпущу! А ну, быстро в машину! Оба!
Ленька и клетчатый переглянулись.
— Кому говорят! — Открыл он машину, — нас двое на двое! Если что, вместе с Землициным вас силой запихаем!
— Невиноватые мы, — убежденно сообщил клетчатый, — И бояться нам нечего! Пойдем, Лёнька!
Оба мужика сели в машину. Участковый захлопнул за ними дверь. А потом подбежал ко мне, принялся жать руку.
— Спасибо, что подсобил с наводкой, Игорь! Проверим мы их!
— С наводкой, значит? — Поджал я губы недоверчиво. Как-то наигранно это было.
— Ага! Ну, бывай!
Участковый сел в машину, и москвич быстро поехал вперед, разбрасывая дорожные камешки.
Малыгин наблюдал за дорогой. Курил. На душе у него было мерзко. Прям-таки противно.
— Ну хорошо, — утер лоб Ленька, протиснулся с заднего сидения, — что пронесло. Кажишь, отбрехались.
— Отбрехались, — сказал холодно участковый, — ага. Ты мне лучше скажи, Лёня, — Максим покосился на паренька, — откуда он про тушенку узнал? Ты ему че, крохобор, продать что-то пытался?!
— Нет-нет! — полушёпотом заговорил Леня, — Христом Богом клянусь, не пытался!
— Брешешь, — отрезал Малыгин, уставившись на миг на Лёньку, — Вижу по крахаборским твоим глазам, что брешешь!
— Ну я… просто…
— Да что ты, Мася, — подался с заднего Федот Маленков в клетчатой рубахе, — он же не догадался ни о чем.
— Догадался, — покивал мелко Малыгин, — видел я в его глазах, что обо всем он догадался. Хитрый сукин сын. И вот что он сделает теперь? Нужно нам быстро к Арсению Михалычу. Что б он все в порядок привел по документации. Чтоб не подкопаться было. А потом деру! Деру из Красной! А за этим Землицыным, — сузил участковый глаза, — теперь надо глаз да глаз.
— Может не решиться сюда нос сувать? — Спросил Федот, — все ж таки простой шофер.
— Взгляд у него решительный. Прямой, — сказал участковый, — черт знает что от него можно ждать. Так что расскажем все Арсению Михалычу сегодня же. Пусть поможет проблему с этим Землицыным решить. И будем надеяться, что нам, за твой, Лёнька, промах, следом не перепадет.
Я помнил, что назначил в этот вечер Серому встречу, чтобы поговорить о том, что между нами случилось. Назначил, у пивнушки, в центре.
И хотя, после того как я все вспомнил, разговаривать так-то, было больше не о чем, я все равно должен был прийти, раз уж позвал. Хотя почему-то был уверен, что сам Серый не явится.
Ну если даже Пашки и не было бы, я нашел бы чем себя занять. Хотелось мне побывать снова в той самой пивнушке, в которой пропадали мужики почти каждый вечер.
Эх! Пиво было настоящим, живым, чудесным на вкус. Помню, мог я раньше выпить чуть ли не пять литров за вечер, таким оно было вкусным. Странно, но даже пресловутые вареные яйца «в нагрузку» к пиву, такие, с синей печаткой, вызывали у меня приятные воспоминания.
Смешно было наблюдать, как продавщица втюхивала каждому, кто купит кружку пенного, вареное яйцо, или два. А следующим утром, когда все, не оценив такую закуску, бросали их на столах, собирала обратно, чтобы попробовать дать в нагрузку второй раз.
Когда я вернулся домой, искупался в холодном летнем душе и переоделся в новые брюки и рубашку, то тут же пошел в центр.
Сегодня вечером в центральной столовке было людно. Впрочем, как и каждый вечер. Потому как в это время продавали тут душистое пиво прямо из больших дубовых бочек, что были литров на двести. Настоящее продавали пиво, не ту бурду, что разливают по бутылкам нынче.
— Разливали в прошлой жизни, — тихо поправил я себя вслух.
Днем же столовая работала по своему прямому назначению… как столовая. Обедали тут колхозники и чиновники из администрации. Захаживали купить вкусных булочек с маком школьники.
Убранство столовки было очень простое, как и много в станице: бледный кафельный пол, беленые стены, да небольшие квадратные столики, устланные белыми всегда чистыми скатертями. У дальней стенки торговое место отгораживал прилавок. Полная продавщица проворно хлопотала за ним. Тренированной рукою, она шустро накачивала пивной насос, установленный на одной из двух здоровенных бочек, что стояли тут же, за прилавком.