Шок
Шрифт:
— Да нет, наоборот, — сказала Цирцея. — Насколько я понимала, он был великолепен. Его мать очень гордилась им. Но, увидев успехи сына, его отец решил, что Персей слишком неосторожен и независим. Мне кажется, Мефисто завидовал способностям сына. Он был высокомерен, хотя идеи сына всегда были лучше его собственных, а когда Персей решил взять дело в свои руки, стал просто ненавидеть его. Она остановилась, как будто собираясь с мыслями.
— Как раз в то время Персей стал мне доверять. Я еще не была взрослой, но уже вышла из возраста ребенка. Он часто говорил мне, что я очень умна для своих лет и поэтому он
— Он был твоим любовником?
— Нет. Персей не был обычным человеком, даже в то время он избегал личных контактов с женщинами. Он говорил, что великий человек должен оставаться одиноким. — Цирцея улыбнулась. — Он называл меня своей сиреной, — сказала она, — Я была искушением, возбуждавшим его аппетиты и дающим ему силы. Он верил, что, сопротивляясь мне, он станет великим.
— Я помню эту историю со школы, — сказал Римо, — слушая пение сирены, не поддаваться ему. Откуда это? «Одиссея»?
— Да, «Одиссея». Он стал называть меня Цирцея. По правде говоря, мне это нравилось. Это было так непохоже на девчонку-служанку, которой я была все мое детство. Это заставляло меня любить его сильнее, чем всегда. Однажды Персей поделился с отцом своими планами взять дело в свои руки. Мефисто только посмеялся над ним. Он сказал, что не собирается оставлять дела. Персея сильно задело то, что отец хотел привлечь к работе также и младшего сына. Для него это была нестерпимая обида. В тот же вечер он пришел ко мне, все еще дрожа от гнева. Он говорил об отце ужасные вещи, и все твердил, что время старика прошло. Он сказал, что отберет власть у своего отца, «Как?» — спросила я его. Он ответил: «Я убью его».
Меня охватила дрожь, Он был слишком самоуверен. Если бы я не любила его так сильно, я тут же побежала бы к старику. Но Персей был моим богом: попроси он меня убить Мефисто, и ради него я бы сделала это.
— Как он собирался убить отца?
— Пожар. У Мефисто была привычка по субботам посещать склады. Один из них, старое строение, использовавшееся для хранения леса, находился на окраине города. Персей подождал, пока его отец и все рабочие зайдут внутрь, потом разлил вокруг здания керосин и бросил в него спичку. Все сгорело дотла, но отец Персея сумел спастись, совершенно не пострадав.
Он никогда не упоминал о случившемся. Персей боялся, что Мефисто узнает, кто поджег склад, и попытается свести с ним счеты. Но проходили недели, и он стал верить, что Мефисто считает, будто это несчастный случай. Однажды Персей сказал мне, что Мефисто попросил его сходить на большой яхте «Пегас», принадлежавшей их семье, на Сардинию и забрать оттуда несколько родственников, проводящих там свой отпуск. В тот день, когда корабль был готов отправиться в море, я ускользнула из дома и видела, как яхта покидала гавань. Персей помахал мне с палубы…
Цирцея вытерла со щеки слезу.
— Когда яхта отошла от берега приблизительно на милю, небо осветилось яркой вспышкой и я услышала такой ужасный звук, как будто с грохотом закрылись ворота ада. Куски металла и дерева взлетели вверх, из яхты вырывались клубы черного дыма. Копоть на воде была похожа на кровь, черную и расплывшуюся, пропитанную смертью.
Раздумывать не было времени. Я знала только, что человек, которого я любила, находится на этой яхте, и я во что бы то ни стало должна добраться туда. Я отвязала маленькую моторную лодку и помчалась к «Пегасу». Даже за полмили воздух был горячим и удушливым от дыма. Было трудно что-либо увидеть.
Когда я прошла больше половины пути, второй взрыв превратил «Пегас» в огненный шар. Обломки разлетались в разные стороны. Я стояла в лодке, пытаясь сориентироваться, так как не могла ничего разглядеть из-за дыма. Я не видела, как что-то летело ко мне. Осколок палубы, может быть, или часть стального листа, я никогда этого не узнаю. Что бы это ни было, оно ударило меня в лицо, как горячий нож, так сильно, что я выпала из лодки. Теперь, когда я думаю об этом, мне кажется, удар пришелся только вскользь, иначе бы я потеряла сознание. Мне удалось найти лодку и забраться в нее. Что-то стекало мне в глаза. Я вытерла лицо рукой и оказалась в крови, в моей крови. Она была всюду, текла по моей одежде, падая большими каплями на дно лодки. Я никогда не видела столько крови. Я думала, что умираю. Все, что я хотела в тот момент, это найти Персея. По некоторым причинам я не сомневалась, что он жив. Он был слишком сильным, чтобы умереть. Но когда я увидела его, я, помню, на какое-то мгновение пожелала, чтобы он был мертв.
Цирцея приложила к глазам тыльную сторону ладони.
— Я нашла его, он вцепился в какой-то деревянный обломок. Его лицо нельзя было узнать — одно обожженное мясо и зубы, вся кожа сгорела. Я узнала его только по кольцам, которые вплавились в пальцы. Один глаз вывалился из глазницы. Обе ноги были разбиты, спина сломана.
Голос Цирцеи дрожал от воспоминаний. Она положила руку на глаза и часто задышала, пытаясь подавить рыдания.
— Не знаю, как я затащила его в лодку. Следующее, что я помню, это госпиталь. Мне сделали переливание крови, и я пролежала там несколько дней. Персей в течение двух лет находился между жизнью и смертью.
Она прикурила сигарету.
— Затем от разрыва сердца умерла его мать. Персей был еще далек от выздоровления, но она платила за все операции, необходимые ему, из своего личного состояния. После ее смерти отец отказался оплачивать медицинские расходы, и Персея перевели в клинику для бедных.
Я работала на любой работе, которая подвернется. Рана на моем лице заживала плохо. От нее остался вот этот шрам, — сказала она горько, проведя рукой по щеке. — Но все же мне повезло. А Персей полностью так никогда и не поправился.
— Почему?
— По многим причинам. Конечно, его тело было изувечено, но мозг тоже пострадал. Он знал, что это отец пытался убить его. Я сняла маленькую комнатку в бедном районе Коринфа, и когда Персей вышел из клиники, мы стали жить вместе. Он говорил, что ненавидит отца и ничто не помешает его мести. Просто убить Мефисто казалось ему недостаточным. Персей хотел нанести отцу такую рану, чтобы смерть была для него желанной. Все эти дни он жил в ненависти.
Персей заполнял дни чтением, он изучал философию, теологию. Я думала, что науки помогали ему перенести свое положение. Он взял себе имя Абрахас. Так звали всемогущего бога древности. «Когда-то Абрахас был самой могущественной силой на Земле, — говорил он мне. — Я собираюсь воскресить его».