Шоколадный паж
Шрифт:
– Жора…Так, значит, это все-таки… Игудин? – Глаза Валентины расширились. Да, именно это имя она и надеялась услышать. Потому что только один человек, по словам Либина, из всей компании не умел играть в карты, а потому долгое время находился вне поля их зрения. И именно этот человек был в списке подозреваемых у Либина на первом месте. После того как Валентина рассказала ему о визите Ирины и о той грязи, которую та вылила на голову Либина, представив его бабником и подлецом, он сразу понял, откуда ветер дует… Жора Игудин. Кроме того, она сразу же поняла, что причина, по которой Игудин якобы подбросил улики, кроется именно в его причастности к убийству Любы. Вероятно, Жора и Ирина тесно общались, раз Жора выдал ей такую версию подброшенных улик. Он же должен был каким-то образом оправдаться хотя бы в ее глазах. Кроме
Выдержав паузу, Валентина вдруг улыбнулась, как если бы все, что она говорила раньше, было всего лишь игрой или репетицией монолога. Лицо приняло умиротворенное выражение, глаза засветились изнутри теплым светом. И Кайтанов понял, что сейчас должно произойти что-то очень важное, что поможет Валентине нанести Иноземцевой последний, решающий удар.
– Ну, слушай… Два года тому назад твой друг Игудин, – сказала она ласковым тоном, – убил девушку по имени Люба Горохова и, заморочив тебе голову, вынудил тебя пойти давать показания в прокуратуре против Либина, которого он собирался подставить вместо себя. Это тебе казалось, что ты действуешь самостоятельно, а на самом деле тобой манипулировали… То, что убийца Любы – Игудин, мне рассказал перед смертью Либин, как сказал и то, что твой дружок Жора не в Израиле, а уже давно здесь и собирается избавиться от тебя как от свидетельницы… Сегодня он стрелял в меня, к примеру… Но промахнулся и попал в случайного прохожего. Это было рано утром, когда ты еще сладко спала. Теперь, я думаю, твоя очередь… Кстати, а ты не знаешь, куда подевалась Вера? Та самая Вера Обухова, вторая или двадцатая, если верить тебе, любовница моего мужа? Так вот. Ее тоже убили. И знаешь за что? За то, что она шантажировала всю компанию зажравшихся и ловких физиков-ядерщиков, потому что черт дернул ее сфотографировать всех пятерых твоих дружков в тот момент, когда они выносили тело Любы, завернутое в простыню, из подъезда дома, где жил Николаиди… Думаю, что ее кровь тоже на Игудине. Да, верно, он прятался от Либина в Израиле, но когда узнал, что его нет в живых, объявился, чтобы убрать последние следы, последние нити, которые связывают его с этими двумя убийствами… И одна нить, заметь, ведет именно к тебе…
– Но ведь тела Веры не нашли… – прошептала побелевшими губами Ирина. – Она уехала…
Вместо ответа Валентина достала из кармана смятую фотографию, ту самую, компрометирующую всех пятерых мужчин фотографию, что нашел в своем почтовом ящике Николаиди в тот вечер, когда они решили отдать первую тысячу долларов Обуховой. Она взяла ее из квартиры, которую снимал Либин в Москве и где она нашла его теплый труп с пистолетом в руках… Он застрелился, как и обещал ей, не выдержав той ситуации, при которой его жена беременна от другого мужчины, любит отца ее ребенка, являющегося, как ни странно, тоже ее мужем. Чувство вины заставило ее в ту минуту, когда она нашла тело Либина, взять пистолет в свою руку и, крепко сжав его, чтобы на нем остались отпечатки ее пальцев, произвести так испугавший ее еще один выстрел, уже в стену… Тогда ей казалось, что в смерти Сергея виновата только она, поэтому готова была понести наказание и даже позвонила в милицию…
– Узнаешь этих людей в масках? А белый кокон? Это Люба Горохова… Сейчас они грузят ее тело в багажник машины, чтобы отвезти в лес и там закопать. Либин больше всех противился тому, чтобы платить шантажистке Вере каждый месяц тысячу долларов, потому выбор убийцы и пал на него… Кроме того, в тот вечер Либин ушел рано, и со стороны это могло выглядеть так, словно он испугался содеянного… Но когда он уходил, Люба была еще жива и мыла посуду, напевая себе что-то под нос. Она была веселой и доброй девушкой. И еще… Уже после Сергей предположил, что смерть Любы связана именно с Игудиным. Ведь он хоть и приходил к Николаиди «на преферанс», но в карты никогда не играл, а просто сидел рядом со всеми, пил-ел, смотрел телевизор, разговаривал, а иногда даже спал где придется… Вот и в тот вечер все думали, что он спит в спальне или кабинете… А на самом деле он вздумал приударить за Любой, быть может, грубо повел себя с ней, пытаясь уложить в постель или куда-нибудь еще, и в результате с Любой случилось несчастье, и она умерла, можно сказать, у него на руках… Он испугался и спрятал ее в шкаф, а сам как ни в чем не бывало вернулся в комнату и присоединился к играющим. Он понимал, что они все поглощены игрой, а потому сделал вид, что никуда и не уходил. А вот уход игрока – Либина – не мог не остаться незамеченным.
Ирина сидела с каменным лицом. После услышанного поведение Игудина, засыпавшего ее подарками и деньгами, воспринималось ею уже не как проявление большой любви, а как плата за удовольствие. Он попросту покупал ее как проститутку, о чем и сказал ей со свойственной ему прямотой разозлившийся на нее Либин, назвав вещи своими именами. А ведь Ирина в руках Игудина стала почти ручной и, ослепленная деньгами и подарками, не заметила, как совершила массу наиглупейших поступков, связанных именно с Либиным… Ей было трудно поверить в то, что ею управляли…
– Они что, были врагами? – догадалась она наконец и, осмелившись, подняла глаза на сидящую напротив нее Валентину. – Ведь мы начали действовать задолго до того, как эта девушка погибла…
– Да, Игудин просто ненавидел Либина, еще со школы…
И тогда Ирина, оценив жест Валентины, которой тоже нелегко, видимо, дался этот визит, по сути, предупреждающий ее об опасности, и понимая, что пришло время во всем признаться, схватила сигарету и, закурив, принялась рассказывать все с самого начала…
В шесть они уже были в машине. Уставшая за целый день Валентина смотрела в окно на проплывающие мимо дома и деревья и с трудом сдерживала слезы. Кайтанов, ведя машину, задавал ей вопросы, смысл которых до нее не доходил. Когда же она очнулась, то постаралась взять себя в руки и даже выпрямилась на сиденье.
– Ты хочешь знать, откуда я знала про Игудина? Да ниоткуда. Блефовала частично, но Либин действительно говорил мне, что Жора не умеет играть в карты… И если бы Ирина не проговорилась и не произнесла первая его имени, то в эту схему – это клише, как хочешь назови, которое уже сформировалось у меня в голове, – мог бы уместиться любой из этой чертовой пятерки… Ведь это ясно, что Люба погибла в квартире Николаиди, что мужики, испугавшись, закопали ее в лесу, а Вера пыталась их шантажировать и погибла от руки того же человека… И я подготовила сюжет отдельно для каждого. Либин же мне рассказывал немного обо всех. И если про Жору я знала, что он не умеет играть в карты, но любит компанию, то, если бы Ирина назвала, к примеру, Гуртового, здесь я бы вспомнила его проблемы с женой…
– Какие еще проблемы?
– Тогда, когда все это случилось, она была беременная, и Гуртовой был сексуально озабочен… Да и вообще, придумать причину, по которой мужчина приударяет за женщиной, нетрудно, уж поверь мне…
– Значит, Либин не называл тебе убийцу?
– Он подозревал всех, но Жора больше всех подходил. Кроме того, у них были старые счеты. Но я до сих пор не верила, что это он. Просто надо было услышать правду от этой змеи… И знаешь, она с Игудиным на самом деле могла подкинуть нам все это только ради того, чтобы поссорить нас. И то, что Люба погибла, – это всего лишь трагическое стечение обстоятельств. Вот так-то вот… Лева, насколько я понимаю, мы сейчас едем по магазинам, чтобы купить водки и закуски и устроить небольшой поминальный вечер в квартире Николаиди. Так вот, я не хочу видеть все эти гнусные рожи.
– Но ведь они же соберутся…
– И что дальше? Я бессильна вычислить настоящего убийцу и не уверена, что это Игудин. Его нет в городе, он далеко отсюда.
– Но ведь в тебя кто-то стрелял…
– Это мог быть обычный квартирный вор.
– Я тебя не понимаю…
– Ты думаешь, я себя понимаю? – Слезы текли по ее лицу. – Пора прекращать всю эту историю. Мне надо думать о моем ребенке. Пожалуйста, отвези меня в больницу. Я не хочу рожать ни в машине, ни в поезде, ни в самолете… Наш брак закончился, Лева. Я оказалась не той женщиной, которая тебе нужна… Ты думаешь о том человеке, который якобы опасен для меня? Его нет. Все это – мираж. Стечение обстоятельств…
Кайтанов слушал ее и думал о том, что Валентина заболела. Мысли его заработали совершенно в другом направлении, нежели еще час тому назад, когда они в квартире Иноземцевой вычисляли убийцу Гороховой и выслушивали захлебывающуюся в рыданиях Ирину, раскаивавшуюся в своих грехах. Валентину нужно было немедленно вернуть в Москву. Во-первых, она должна была находиться там, поскольку дала подписку о невыезде и за нее внесен залог, во-вторых, он договорился в одной частной клинике о родах. Кроме того, ее травмированная психика нуждалась в лечении. Надо было спасать ее от нее же самой: от самобичевания, самоуничижения, нравственного самоубийства…