Шоколадный паж
Шрифт:
– Ну, где Николаиди и все остальные… Краснов, Игудин… Может, я, конечно, и ошибаюсь, но из пяти адресов, даже из четырех, исключая Николаиди, можно найти дом, в котором есть холодные подвалы? Или подвалы рядом с домом.
Лева посмотрел на нее, как на больного человека.
– Малышка, при чем здесь подвалы? – Он чуть не плакал. – Ты, наверное, хотела спросить, как меня встретил Николаиди со своими друзьями?
– Да, кстати, как? – Она рассеянно поправила волосы и, не обращая внимания на присутствие наблюдавшего за ней молча Руденко, забралась с ногами на диван, свернулась клубком и замерла. – Не молчи… Он что, испугался и в свою Грецию умотал?
– Нет! Они были все в сборе. Дали телефон Игудина в Хайфе… Я разговаривал уже с его родным братом, тот сказал, что Жора сейчас на работе и что он сам перезвонит сюда, в гостиницу, около десяти часов вечера…
– Значит,
– Я купил им водки, салатов готовых, мяса… Вроде хорошие мужики, про твоего мужа вспоминали, хотели на тебя посмотреть…
– Я им не картина, нечего на меня смотреть. Лева, я очень хочу есть… Как ты думаешь, если мы закажем еду в номер, нам принесут?
– Думаю, что да…
Только спустя два часа, когда Валентина, пообедав и немного подремав в спальне под теплым одеялом, открыла глаза, она поняла, что накопила силы еще к одному испытанию. Благо, что и Руденко был здесь…
– Слава… – позвала она, и к ней в спальню, как по команде, ввалились сразу и Кайтанов, и Руденко.
Валентина решила не тянуть и обратилась к Руденко с главным:
– Вам, надеюсь, Лева уже все рассказал про Веру, шантаж и прочее…
– Да, рассказал, – заметно оживился тот, – только поздновато выдал такую важную информацию… Ведь это многое меняет… Значит, Люба погибла в квартире Николаиди… Валентина, я понимаю, что вы сейчас находитесь в таком состоянии, что любые вопросы, связанные с вашей личной историей, могут доставить вам боль… И все же хочу воспользоваться случаем, ситуацией, назовите как хотите, чтобы спросить вас: что же все-таки произошло между вами и Либиным в день его смерти?.. Как он погиб? Не заставлял ли вас кто-нибудь признаться в убийстве? Кто вам угрожал? Кто стрелял, наконец?
Он говорил быстро, словно боялся, что у нее прямо сейчас начнутся схватки и она уже не будет принадлежать себе…
– Об этом я не рассказывала даже Кайтанову, – холодно отозвалась она и покачала головой в знак недовольства такой грубой прямотой. – Не торопите события… Я же не тороплюсь рожать, хотя мне уже пора… – Она сделала слабую попытку пошутить.
– Но если пора, то… – развел руками Руденко. – Разве можно…
– Можно. Сначала доберусь до Москвы, а уж потом… – Она видела боковым зрением, как при упоминании о Москве Кайтанов дернулся, словно хотел что-то сказать, но потом раздумал. – Так вот. Я позвала вас не для того, чтобы выслушивать ваши вопросы, а чтобы взглянуть еще раз на список адресов этих мерзавцев, которые… закопали Любу…
Кайтанов смотрел на нее с выражением ужаса на лице. Он ничего не понимал. Руденко же, нутром чувствуя, что дело, из-за которого он в свое время чуть не вылетел с работы (побег задержанного, да еще из кабинета следователя – случай из ряда вон выходящий!), может сдвинуться с мертвой точки, с готовностью бросился за списком и протянул его Валентине.
– Лева… – внимательно просмотрев его, сказала она и сунула список под нос Кайтанову, – и вы, Слава… Дело в том, что я, кажется, знаю, где находится тело убитой Веры Обуховой.
– Тело Обуховой? – переспросил, еще не веря своим ушам, Руденко. – И где же?
– Вот… Видите адрес? Старые дома на улице Некрасова…
– Вы хотите сказать, что…
– Да, это он… Но это лишь мои предположения, а поэтому надо проверить.
– Но почему на Некрасова? Откуда тебе это может быть известно? Либин? Ты узнала это от Либина? – Кайтанов боялся, что с Валентиной что-то случилось и она не отвечает за свои слова, а потому не хотел провоцировать ее еще на одно нервное потрясение, которое может вызвать инициированная ею поездка. – Да не молчи же ты! Почему именно на Некрасова?
– А действительно, почему? – Руденко тоже начал понимать опасения Кайтанова.
– Ты, Лева, хотел знать, куда я делась сегодня из машины, когда ты уходил звонить? Так вот, я взяла такси и поехала к хозяйке Любы Гороховой, Власовой, поговорила с ней и кое-что узнала… Мне надо было сказать это с порога, но я так устала, что у меня не было сил на объяснения. Давайте не отвлекаться. Итак, улица Некрасова… Там рядом с домом или в доме, расположенном по адресу, указанному в вашем списке, должен быть подвал… да, подвал или погреб индивидуальной постройки. Частный, понимаете, закрытый для посторонних глаз и, скорее всего, заброшенный… Человек, который морочил голову Вере скорой женитьбой, не мог придумать все. Кое-что он брал из жизни. И когда она начинала фантазировать и мечтать на тему будущей семейной жизни, он, вторя ей и делая вид, что полностью разделяет ее хозяйственные планы, мог проговориться о существовании у него погреба или подвала. Тем более что все зашло слишком далеко, и в хозяйственном магазине мне сказали, что два года тому назад действительно в магазине были отличные большие бочки из нержавейки. Но почти все были скуплены детским садом, а вот последнюю купила одна молодая пара… Вероятно, Вера в своем близком счастье была так общительна и весела, что запомнилась сразу двум продавщицам из этого отдела, запомнили они и ее молодого человека. Они сказали, что он был очень красив…
– Но… насколько я знаю этих людей, – проговорил Руденко, – они все симпатичные, рослые, яркие… Один Либин, ваш, извините, покойный муж, словно сошел с обложки киножурнала…
– Нет, это не он… – просто заметила она и как ни в чем не бывало продолжила: – И не смотрите на меня как на умалишенную. Я знаю, что говорю…
– Но почему Игудин? – хором спросили ее мужчины, потому что на улице Некрасова до того, как уехать в Израиль, жил именно он.
– Да потому что его в школе звали Аполлоном… – еще более туманно ответила она.
Саратов, 1998 г.
Самым тяжелым испытанием оказался процесс раздевания. Пропитанное кровью и мерзкое на ощупь жесткое кружевное платье не поддавалось, казалось даже, что оно срослось с прохладной, неживой кожей «невесты».
Жору Игудина просто рвали на части самые противоречивые чувства. С одной стороны, он понимал, что совершает одно преступление за другим, и даже словно вошел во вкус и перестал бояться мертвецов. Но, с другой стороны, он чувствовал, что последний, в нравственном смысле, поступок вполне оправдан сущностью самой жертвы. Ведь кто такая была Вера Обухова? Продажная женщина, потаскуха, возомнившая себя честной и порядочной девушкой и размечтавшаяся о нормальной человеческой жизни. Как будто она не понимала, что каждым своим словом, исторгнутым из ее грязного рта, она лжет ему, мужчине, за которого собирается выходить замуж. Поначалу, когда он принял решение освободить себя и всех своих друзей от шантажистки, в его планы не входило убивать Веру. Сначала он хотел приблизить ее к себе, а потом испугать, да так, чтобы ей пришлось уехать из города… Он даже разработал целую схему действий, направленную на то, чтобы заманить Веру в Луговское и там, привязав ее к дереву и прямо на ее глазах разрыв слегка могилу Любы, ее подружки, и показав часть ее сгнившего лица, объяснить, чем может закончиться для нее желание обогатиться за чужой счет. Ее-то мотивы понятны: девушке захотелось порвать со своим порочным прошлым и начать новую жизнь. Но только почему она должна была решать свои финансовые проблемы за счет ни в чем не повинных людей, таких, как Игорек Гуртовой, который никакого отношения к Любе не имел, да и вообще видел ее всего лишь пару-тройку раз? То же самое можно сказать и про Оську Краснова… Что же касается Либина, то здесь Жора был почему-то уверен, что отношения между Либиным и Любой Гороховой – исключительно вопрос времени. И зная характер своего приятеля, он был уверен, что, не будь у Сергея его ненаглядной Валентины, он, встретясь на нейтральной территории с Любой и делая вид, что хочет помочь ей с работой, нашел бы повод затащить ее в постель. А потому, словно опережая эти события, которые могли бы иметь место позже, после того как Либин насытится своей жизнью женатого человека, Жора и решил, что Сергей – прекрасная мишень для работников милиции, которые буквально с ног сбились в поисках убийцы Любы…
Кроме того, он был уверен, что Сергей выкрутится, зато история с Любой послужит для него прекрасным нравственным уроком и отвадит его от многих вредных привычек, связанных с женщинами… В частности, он забудет дорогу к Ирине Иноземцевой.
То, что он так умело сделал не без помощи Ирины, подставив Либина, всю жизнь переходившего ему дорогу, не должно было привести к столь печальному исходу. Ведь Любу никто не убивал. И он, Жора, сделав свое черное дело и подкинув Либину на квартиру все эти любовные записочки (на самом деле адресованные именно ему, Жоре Игудину, «жениху» Веры Обуховой, а потому и написанные ее рукой) и трусики Любы Гороховой (которые ему ничего не стоило украсть из комнаты покойной, когда они с Верой навещали квартирную хозяйку Елену Андреевну), ждал с нетерпением момента, когда же будут готовы результаты судмедэкспертизы трупа Любы. Он был уверен, что, как только выяснится, что следов насилия на ее теле не обнаружится, Либина сразу же отпустят. Мало ли кто спал с домработницей Николаиди, рассуждал он, это не считается преступлением… Ну, нашли у Либина дома столь деликатный предмет, так что ж с того? Это укажет работникам милиции лишь на то, что у Либина был роман с Любой. Но как они докажут, что он убил ее? Разве она застрелена? Или удушена? Или отравлена?..