Шолох: Теневые блики
Шрифт:
— Хеееей, дружище, ты что такое говоришь?! Как это впервые в жизни? Ты хоть представляешь, как ты нужен Кадии? А магистру Орлину? Он, когда нам пишет, всегда в первую очередь о твоих успехах справляется.
Дахху посмотрел на меня скептически. Поняв, что мои слова не возымели должного эффекта, я вдохновленно продолжила перечислять:
— А как ты нужен всем тем больным, которых ты лечил? Всем тем детям, с которыми работал в благотворительной организации? Тем студентам, включая мою сестру, которым помогаешь подготовиться к экзаменам? Снежку? Снежок, а ну подай голос! — волк, лежащий на подстилке, с готовностью завыл и забил хвостом об пол. Я подошла к другу, который отложил салат и начал возиться с завариванием чая. Не доделать дело до конца — это было не в его стиле. Очередная странность. Я вздохнула:
— В конце
— Это не то, — упрямо помотал головой Дахху. — Хотя сказанное тобою я буду с удовольствием вспоминать и, по возможности, напоминать об этих словах тебе самой.
Он разлил по чашкам травяной сбор, и мы вернулись в основное помещение пещеры. Смеющийся осторожно сел на свой водяной матрас, предварительно взмахами руки разогнав рыбок с того места, куда хотел приземлиться. Будто бы боялся им помешать. Я привычно выхватила из корзины медвежью шкуру, кинула на пол и плюхнулась сверху. Дахху залез на середину матраса и пожаловался:
— Дело в том, что всегда, когда я думал о «Доронахе», я чувствовал, что написать его — мое предназначение. Вы с Кадией смело говорите о таком вслух, но я верю, что по-настоящему важные вещи лучше не доверять словам. Вы бесконечно повторяли: «твоя судьба — писать», «ты прирожденный ученый», «уйди из Лазарета», «подай на грант» и так далее. Я мечтал как раз об этом, но не хотел говорить о своих планах вслух. Во-первых, если ты рассказываешь о задуманном близким людям, они обычно поддерживают, хвалят тебя в ответ — и такой реакции может оказаться достаточно для твоего эго. Ты уже не станешь осуществлять сказанное: и так получил свою долю признания, понимаешь? Во-вторых, я боялся говорить о мечтах, потому что чувствовал в себе необходимую страсть, но не чувствовал достаточного количества знаний и умений. Представляешь, что было бы, если бы я написал «Доронах», а люди отвергли бы его? Назвали бы жалкой пародией на энциклопедию, скучной для прочтения, изобилующей недостоверными фактами? Бессмысленной по сути? Издевкой над миром книг? Я боялся и поэтому ждал сигнала, в глубине души зная, что однажды что-то заставит меня пойти навстречу мечте. И вот — таким фактором оказались эти сны. Они внушают мне уверенность. Они дают мне информацию. Люди во снах, мои сновиденческие проводники, умоляют меня не прекращать, нет, не так — они требуют, чтобы я продолжал, потому что для них «Доронах» — единственный способ выбраться на свет. Таким образом, я делаю то, о чем мечтал всю жизнь, и притом не чувствую волнения — ведь меня, считай, заставили.
— Разве ж это здорово — когда тебя заставляют?
Дахху потряс головой:
— Неважно. Если люди уйдут — я снова останусь один. И вдохновение исчезнет. Пусть уж лучше мало сплю и локоть немеет — физические неудобства ерунда по сравнению с возможностью творить.
Друг, будто закрываясь, скрестил руки на груди и высоко поднял подбородок. Поза защитная и агрессивная одновременно, мол, не подходи — укушу. Я покачала головой:
— Дахху, это какой-то бред. Возможно, по ночам к тебе действительно приходят некие люди и показывают во всей красе будни Срединного государства. Допустим, что все показанное ими — правда, и ты теперь обеспечен материалом для энциклопедии. Также допустим, что они проделывают все эти непростые махинации из чистого альтруизма — пусть современные шолоховцы больше знают о своем прошлом! У меня, кстати, появился новый знакомый, который тоже очень ратует за эту идею. Так вот, все это само по себе может быть замечательно и удивительно, но сказанные тобою фразы о том, что ты «ждал сигнала», чтобы пойти навстречу к мечте, а теперь, типа, рад, потому что с тебя сняли ответственность — это идиотизм. Ты совсем с дуба рухнул? Ты сам всю жизнь говорил: хочешь — делай. Мечтаешь — пытайся. Попытайся один раз, второй, попытайся десятый и двадцатый. Будешь падать — вставай и иди вперед. По барабану, сколько раз ты терпел крах — значение имеет лишь то, сколько раз ты встал, чтобы двигаться дальше. И вот ты говоришь мне, что, оказывается, ждал некоего знака свыше, чтобы начать писать «Доронах». Ладно, окей, в итоге все-таки начал, якобы с потусторонней подачи. Неважно. Но теперь ты вцепился в эти сны, как в единственный гарант того, что ты будешь писать дальше, что будешь исполнять свою мечту. Что это за долбанный бред такой, я спрашиваю? Ты должен делать то, что любишь, не ради каких-то там сновиденческих чуваков, а ради самого себя.
— Я не хочу ничего делать ради самого самого. Я не такой человек, — напыжился Дахху.
— Ага, отлично, а какой ты человек?
— Я хочу помогать.
— Кому ты помогаешь в данном случае?
— Я же сказал: людям из снов. С моей помощью они могут рассказать свою историю.
— Почему ты тогда не попросишь их немного сбавить темп, раз вы движетесь к общей цели? Объясни им, что еще немного — и ты сдохнешь от истощения. Хотят «рассказать историю» — пусть не изнашивают почем зря инструмент, — ехидно развела руками я.
Дахху побледнел:
— Я не могу им диктовать.
Я сощурилась и чуть-чуть придвинулась к матрасу:
— Интересный поворот. Не можешь — значит, уже пытался?
Дахху нервно потеребил шарф:
— Слушай, это не важно. Важно, что благодаря ночным видениям я за несколько дней продвинулся так далеко, как не надеялся продвинуться и за год.
— Дахху, пожалей себя. Если сейчас сны доводят тебя до ручки, смущают разум — к праху эти сны! Ты же лекарь. Выпей отвар, который убирает из дремы видения, и спи нормально. Просыпайся — и нормально работай над «Доронахом».
— Я не могу послать их «к праху», как ты выражаешься.
Дахху залпом допил чай и с грохотом поставил чашку на пол. Отвернулся. В голосе его сквозило едва сдерживаемое раздражение. Какое-то смутное подозрение мелькнуло у меня в голове.
— Дахху, ты что, боишься этих неведомых ночных придурков?
Друг вспыхнул:
— Я не боюсь их! — и сразу же завращал глазами, как пойманный на горячем преступник. И немного отодвинулся, хотя нас и так разделяли добрых два метра.
Я покачала головой:
— Ври больше. Я знаю тебя почти восемь лет, семь из которых мы спали в соседних комнатах и перестукивались по ночам. Я утешала тебя, когда ты рыдал над смертью собаки в поэме Локспира, а ты помог мне выскрести из волос тысячу и одну колючку, когда я побегом спасалась от неудачного свидания. Я помогла тебе сбрить непрошенную бороду в районе шеи, потому что ты боялся пораниться, а ты получил в глаз за грубость, сказанную мной торговцу вина, не захотевшему продавать его малолеткам. Мы ждали, пока заснет Кадия, чтобы залезть на крышу и поговорить о вещах, о которых она не любила говорить — о безответной любви, о смерти, о надрывных стихах, о том, что вкуснее всего пожухшие яблоки, и что самое страшное в жизни — остаться без цели. Мы, дрожа от ужаса, прыгали в Море Мертвецов с высокой серой скалы и вместе ходили на могилу твоих родителей. Мы придумывали идиотские ритуалы, чтобы набраться удачи перед важными делами, и отчаянно презирали тех, кто не верил в дружбу «М» и «Ж». А теперь ты утверждаешь, что я неверно оцениваю происходящее с тобой? Да, в начале я этого не поняла. Но сейчас видно — ты в плену страха, Дахху. Ты боишься.
— Пусть так. Какая разница. Кто бы ни были эти, как ты выразилась, «чуваки» — я осознаю их власть надо мной. Мне страшно, ну и что? Единственный способ побороть свой страх — идти прямо на него.
— Глупости! Как я уже говорила, в твоем случае источник страха с полпинка убивается снотворным.
— И вместе с ним исчезнет мое вдохновение, мой стимул.
— Дахху, побойся неба! Ни у каких чужих людей, из мира реального или мира снов, нет власти над твоим талантом и твоими решениями. Перестань уже быть паинькой и наваляй этим потусторонним козлищам, раз они тебя смущают!
Смеющийся побледнел. Он помолчал какое-то время, потуже укутался в полосатый шарф, а потом с яростью ударил кулаком о шершавый пол пещеры:
— Это у тебя нет власти над моими решениями! Меня устраивает сложившаяся ситуация. Это моя жизнь. Моя рука. Мои сны и мой «Доронах». Я буду действовать ровно так, как захочу.
— И как же ты собираешься действовать? — раздраженно поинтересовалась я.
— Секрет, — Дахху отвернулся и стал перекладывать подушки с места на место.
— У нас ведь нет друг от друга секретов.