Шони
Шрифт:
…Измученный внутренней борьбой и работой, Гау лежал на бурке под платаном и спал мертвым сном. Циру, хоронясь за стволом платана, долго смотрела на его озаренное луной лицо. Затем подошла и присела у его изголовья. Ее колени коснулись лица Гау, но он не пошевелился. Циру осторожно тронула рукой его руку, веки Гау затрепетали.
— Это я, Гау, — тихо проговорила девушка нежным, печальным голосом.
Гау открыл глаза, присел, взглянул на измученное, заплаканное лицо.
— Почему ты нанялся к Катран-батони,
— Я не должен был наниматься…
— Но почему ты нанялся?
— Не знаю…
— Ничего ты не знаешь, Гау… — Она держала в своей руке его тяжелую, грубую, мозолистую руку. — Пойдем туда, к реке.
Они поднялись с земли, вышли со двора в переулок, исполосованный вперемежку лунным светом и тенями тополей. Шли медленно, прижавшись друг к другу. Вот и река, она бесшумно несла свои волны. Ночь была на исходе, на травах и на песке сверкала роса. Они сели на небольшой бугор, по-прежнему соприкасаясь плечами.
— Гау… мы одни, совсем одни… посмотри на меня, Гау.
Циру обеими руками взяла руку Гау, она льнула к нему всем своим существом, но перед его взором опять стояла Мзиса, и он не отвечал, не мог ответить на порыв Циру.
— О Гау, милый… — Девушка положила руки ему на плечи и с неожиданной силой повернула к себе. Луна вышла из-за туч и бледным светом озарила ее лицо. Гау как бы впервые увидел нежную печаль ее глаз, ее опавшие щеки. Перед ним была беспомощная, покорная, примирившаяся с судьбой женщина.
— Циру!
Циру не ответила: может, и она видела Мзису, смотревшую на них с молчаливым укором.
Гау встал, за ним поднялась и Циру.
— Теперь ты уйдешь, Гау.
Он смотрел на нее широко раскрытыми глазами, чтобы навсегда запомнить ее лицо.
— Поцелуй меня на прощание, Гау.
Гау не сводил с Циру глаз.
— Шони!
Гау медленно двинулся к реке. На песке оставались тяжелые, глубокие следы. Гау вошел в воду. Она достигaла ему до груди. Когда он вышел на тот берег, вода струйками стекала с него. И на том берегу в песке оставались тяжелые, глубокие следы. Мзиса подошла к нему, и они пошли дальше рядом — плечом к плечу.
Циру стояла и смотрела.
На Гау ничего не было, кроме мокрого архалука, — ни чохи, ни пояса с кинжалом, ни бурки. И лопаты, с которой он пришел сюда, в Лакади, тоже не было при нем.
Позади остался пологий песчаный берег — Гау начал подниматься в гору. Он не оглядывался назад — там, на берегу, стояла Циру.
Циру стояла и смотрела неподвижными, пустыми глазами. Смотрела, как Гау поднимался в гору — медленным, тяжелым шагом. Где-то в глубине ее души вырастала глухая, давящая боль. Глаза Циру заволакивало туманом.
«Что с тобой будет? — спрашивал Циру внутренний голос, но сознание ее молчало. — Что же будет теперь с тобой, Циру?..»
Гау медленно поднимался
«Что с тобой будет?»
Вот Циру вошла в реку. Вода достигала ей до груди. Река была темная и холодная. Циру вышла на тот берег. Шатаясь, брела она по песку, и за ней тянулись мокрые следы.
«Что с тобой будет, Циру?»
Колени подгибались.
«Что с тобой будет?»
Она опустилась на песок.
В небе гасли звезды — одна за другой. Занималась заря. Циру сидела, подогнув колени, опираясь рукой на холодный песок, и не сводила глаз с удаляющейся фигуры Гау. Медленно, тяжело поднимался он в гору. В розовом свете зари его фигура казалась неправдоподобно большой и какой-то расплывчатой.
Циру вспомнились отец и брат.
Этой же дорогой ушли они на войну в Кулеви — и не вернулись обратно. На этом берегу стояли тогда Циру и ее мать. Так же медленно, как сейчас Гау, поднимались в гору отец и брат.
«Что с нами будет?» — дрожащими губами шептала тогда мать.
Гау неотвратимо уходил все дальше и дальше.
И отец, и брат так же неотвратимо уходили все дальше и дальше.
За горой небо окрашивалось в алый цвет. На фоне алеющего неба четко вырисовывалась фигура Гау.
…Медленно поднимались в гору отец и брат. Циру и ее мать не сводили с них взгляда. Отец и брат не вернулись с войны…
Все ярче разгоралась заря. И чернее казалась гора на алеющем небе, и черная фигура уходящего Гау еще резче выделялась в красных лучах зари.
«Что с тобой будет, Циру?»
Гау приближается в вершине горы.
«Он не обернется!»
Вот он совсем близок к вершине.
Пламенем охвачен небосвод.
«Что с тобой будет, Циру?»
Гау стоит на вершине горы.
Там, на вершине, долго стояли отец и брат. Потому что внизу, на берегу реки, стояли мать и Циру. Потом отец и брат повернулись к ним спиной и начали спускаться вниз по склону. Циру и ее мать остались одни.
Гау тоже долго стоит на вершине горы.
Циру стремительно встала. Если Гау повернется, он увидит Циру! Циру приподнялась на цыпочки. Если Гау повернется, он увидит Циру!
— Шони!
Долго стоит Гау на вершине.
— Шони!!
Но не обернулся Гау.
Он начал спускаться вниз по склону.
«Что с тобой будет, Циру!»
Вот уж только до пояса виден из-за горы Гау.
Отец и брат тоже так скрывались за горой. И не вернулись обратно. Циру и мать остались одни.
Только плечи и голова Гау видны из-за горы. Потому что Циру не в силах более стоять на цыпочках. Вот уж только голова Гау видна Циру.
«Что будет с тобой?»
Циру не видит больше Гау. Потому что Циру упала на колени.