Шопинг в воздушном замке
Шрифт:
Я осторожно наклонила емкость, из горлышка на сковороду полилась струйка. Масло оказалось жидковатым. Я люблю то, которым торгуют на рынке, — настоящее деревенское, с ароматом жареных семечек. Но, хозяйничая на чужой кухне, не следует капризничать.
Пока масло нагревалось, я порезала хлеб и бросила его на сковороду. Раздался треск, и масло стало бурно пениться. Это меня слегка удивило, но потом из глубин памяти всплыло воспоминание.
…Вот моя мама, стоя у плиты, с удрученным видом говорит соседке тете Марфе, которая мирно пьет чай на нашей кухне:
— Прямо беда! На сливочном масле котлеты горят, а подсолнечное пузырится.
У тети Марфы были советы на все случаи жизни.
— Посоли постное масло, оно и успокоится, — сказала она.
— Ой, и правда перестало пениться, — обрадовалась через пару мгновений мамуля. — Хороший способ, не слышала о нем раньше…
Я схватила солонку и начала энергично трясти ее над шипящим, словно злой кот, черным хлебом, но пены стало еще больше. То ли во времена моего детства масло было другого качества, то ли соль добывали в других шахтах, но маленькая хитрость, которую использовали мама и тетя Марфа, мне совершенно не помогла.
— Теперь помидорчики, — посоветовал Григорий, с интересом наблюдавший за процессом приготовления завтрака.
Я живо нарубила томаты и отправила их к хлебушку, шипение перешло в активное фырканье.
— Трех минут хватит, — тоном знатока заметил Селезнев. — Эй, что вы делаете?
— Выливаю сюда яйца, — ответила я.
— Предварительно надо помидорно-ржаные кусочки выложить в тарелку, — начал руководить мной Селезнев. — Моя любимая жена Клара обычно освобождала сковородку, доливала еще чуток маслица, и лишь тогда наступает черед яиц.
— Нет проблем, — пожала я плечами и сделала как он велел.
— Пахнет замечательно, — одобрил Григорий, — почти как у моей любимой Клары.
— Рада слышать, — улыбнулась я и быстро вылила три яйца в пузырящееся масло.
— У меня проснулся аппетит, — объявил Григорий.
— Прекрасно, — обрадовалась я.
— Вы замечательно готовите, — отпустил комплимент Селезнев.
— Под вашим руководством, — не осталась я в долгу.
— Фырчит!
— Наверное, уже готово, сейчас сниму, — сказала я и схватилась за лопатку.
Селезнев облизнулся, я подула на пузыри и тронула один кружок яичницы. Масло зашумело, как закипевший чайник, часть пены вылетела на плиту, я невольно зажмурилась, поддела второе яйцо, услышала громкий треск и вскрик Григория:
— О господи!
Сообразив, что случилось нечто непредвиденное, я предусмотрительно шарахнулась в сторону и только тогда открыла глаза. Ничего страшного не произошло. Из сковородки по-прежнему вылезала пена, но это было не ново. А Селезнев сидел, задрав голову.
— Ну и ну! — протянул он. — Интересный поворот сюжета. У моей любимой Клары такого никогда не случалось.
Я тоже посмотрела на потолок и подпрыгнула:
— Ни фига себе!
Селезнев, неодобрительно глянув на меня, кивнул.
— Согласен, странное зрелище.
По его тону стало понятно: Григорий категорически не одобряет женщин, употребляющих сленговые выражения. Но мне было недосуг думать о чистоте речи. Потому что на потолке, прямехонько над плитой, красовалась бело-желтая заплатка.
— Что это? — поразилась я.
— Кусок яичницы, — дрожащим голосом ответил Григорий.
Я еще больше изумилась.
— Как она там очутилась?
— Ты ткнула в сковородку лопаткой, и из нее вдруг вылетела часть завтрака и впечаталась в потолок, — объяснил Селезнев, неожиданно отбросив церемонии и перейдя на «ты».
— Не может быть, — засомневалась я. — Чтобы глазунья вот так летала…
— Не трогай ничего! — попросил Григорий.
Но я уже поддела оставшуюся на чугунине яичницу. Правда, теперь взяла для этой цели не лопатку, а простую столовую ложку.
Пена забурлила, завтрак издал свист, из сковородки стартовал шматок глазуньи и в мгновение ока прилип к потолку рядом с первым куском.
— Ух ты! — пролепетала я. — Кому сказать — не поверят.
— Лика, сделай одолжение, свари кофе, — попросил Павел, входя на кухню. — Доброе утро, Гриша. Ты как?
— Не особо, — кашлянул Селезнев. — Тело моей бедной жены еще не отдали для похорон. Господи, Паша, прости! Я очень соболезную тебе в связи с трагической кончиной Веры.
Брыкин кивнул и наклонился над сковородкой.
— Это сырники? — спросил он.
— Нет, — замотала я головой, — это всего лишь…
Остаток фразы застрял в горле — один кусок глазуньи отделился от потолка и шлепнулся прямо на блестящую макушку Павла. Уж и не помню, сообщала ли я вам, что бизнесмен имеет весьма обширную лысину, доказательство огромного количества тестостерона в его организме.
–..! — заорал Павел и чуть не плюхнулся лицом в чугунину. —..!
— Не нервничайте! — забегала я за спиной Брыкина.
–..! — не успокаивался хозяин. —..!
— Это всего лишь яичница, — встрял Селезнев.
Павел икнул и почти нормальным голосом спросил:
— Хочешь сказать, что она сама выскочила из посудины и прилипла к моей голове?
— Глазунья упала с потолка, — уточнила я.
— Снимите с меня эту мерзость и перестаньте издеваться! — взревел Брыкин.
Я попыталась допрыгнуть до макушки хозяина, потерпела неудачу и попросила:
— Присядьте, пожалуйста…
— С ума съехала? — пошел вразнос бизнесмен. — Может, еще прикажешь мне на колени перед тобой встать? Сию секунду сбрось с головы лепешку! Фу, что у меня по шее течет?