Шотландская сага
Шрифт:
Со стороны немцев залаяло ружье снайпера, и один из дозорных упал на землю и затих. Его товарищи побежали, все еще нагнувшись, но раздалась очередь из пулемета, и новые люди попадали на землю.
— Открыть огонь! Постарайтесь заставить пулемет замолчать! — Выкрикнул приказание Генри, и вдоль всей британской линии открыли огонь по врагу. Однако это было одностороннее сражение. Немцы хорошо подготовились к обороне. Пулеметы стреляли из определенных огневых точек, которые были скрыты глубоко под землей, и даже прямое попадание
— Почему, черт возьми, они не возвращаются? — И, как только Генри задал этот вопрос, скорее сам себе, чем кому-либо другому, оставшиеся в живых полдюжины солдат повернули назад к окопам.
Ежедневный утренний дозор был просто дорогостоящим фарсом. Людей посылали «проверить линию обороны врага», возможно, в напрасной надежде, что немцы сняли оборону ночью и что холод и дождь преуспели там, где пули и снаряды потерпели поражение.
Те, кто остался в живых, направлялись к позиции Генри Росса, пробираясь через грязь, которая в самых твердых местах поднималась едва ли не до колен.
Еще троих подстрелили, пока другие, подбадриваемые криками солдат в окопах, смогли добраться до безопасного места. Двое мужчин, по лицам которых можно было судить об ужасе, который каждый из них пережил, спрыгнули в окоп в пяти шагах от Генри, не обращая внимания на приветственные крики соседних окопов. Двое вернувшихся живыми из дозора на восходе — это было лучше, чем обычно. Генри увидел, как третий солдат упал, и подумал, что он убит, как многие его товарищи, но неожиданно солдат стал звать на помощь. Он не был убит. Просто упал в заполненную липкой грязью воронку.
— Помогите! Помогите мне, пожалуйста.
Молодой, почти совсем мальчишеский голос. Генри поднял голову так высоко, как только это было возможно над валом окопа, и это движение привлекло внимание снайпера; пуля отбила кусочек от камня, которым был обложен вал, на расстоянии не больше вытянутой руки от головы Генри.
— Ты ранен? — спросил Генри, чтобы прояснить обстановку. Он по-прежнему не видел солдата, но уже вступил с ним в контакт — теперь это уже был живой конкретный человек, а не солдатская единица. Здравый смысл уступил место состраданию.
— Нет, меня засосало. Я уже увяз по пояс и продолжаю тонуть. Помогите мне!
Генри слышал похожий зов о помощи много лет назад, когда целый год работал под землей в одной из шахт Квинсленда. Тогда молодой парень попал в обвал. Когда его откопали, он уже был мертв.
— Прикройте меня, как можете! — Генри перебрался через вал и, низко нагнувшись, скользя и увязая в грязи, пошел к воронке от снаряда. Из окопа казалось, что до нее расстояние не более двадцати пяти-тридцати ярдов. Теперь, когда на карте стояла его жизнь, путь показался по крайней мере в
Застучал немецкий пулемет, и — когда Генри бросился на землю воронки, он стал стрелять не на шутку. Генри слышал, как пули пролетали в воздухе в нескольких дюймах от его головы. Не осмеливаясь встать во весь рост, он стал, как крот, рыть грязь у кромки воронки, толкая себя вперед по мере того, как кромка обваливалась.
Неожиданно он увидел перепуганного молодого солдата. Светловолосый и загорелый, он выглядел слишком юным, чтобы быть в армии, — вероятно, его время нести военную службу еще не настало. Многие молодые австралийцы прибавляли себе годы, чтобы вербовщик-офицер записал их в армию, намереваясь приехать в Европу и поучаствовать в «заварушке».
Прямо перед Генри обвалилась земля. Это солдат предпринял тщетную попытку выбраться из топкой грязи. Наклонившись вперед, Генри протянул руку, и солдат сделал то же самое, но они только коснулись друг друга кончиками пальцев. Генри продвинулся вперед еще на несколько дюймов. На большее он не решился, потому что тоже мог свалиться в вонючую трясину. Но теперь он мог дотянуться до руки мальчишки и схватил его руку, которая утонула в его ладони, как рука ребенка.
Когда он сильно потянул, ладонь Генри выскользнула, руки у обоих были перепачканы жирной грязью.
— Черт побери! — Генри выругался вслух, а на лице молодого солдата показался страх. Он скользнул назад, все глубже увязая в грязи воронки.
Для того, чтобы расстегнуть ремень, Генри пришлось снять портупею через голову. Вынув револьвер и отстегнув кобуру, он протянул конец ремня попавшему в ловушку мальчишке.
— Вот, постарайся обвязаться вокруг пояса, а я попробую вытащить тебя. — Генри не успел произнести, как пули, пущенные из пулемета немцев, забросали обоих мокрой грязью.
Солдат поймал рукой ремень, который называли «Сэм Браун», и портупею, и Генри напрягся изо всех сил. На лбу у новобранца выступили вены, он тоже старался изо всех сил, но их усилия были напрасны. Он увяз в грязи по грудь, а угол, под которым Генри пытался вытянуть его, был слишком крутым. Он даже не сдвинулся с места.
Генри Росс предпринял еще две попытки вытянуть его на ремне — и безуспешно.
— Ничего не выходит, ты не сможешь… — Новобранец был близок к слезам.
— Мы не сдадимся…
От злости Генри стал проявлять упорство. Он не бросит молодого солдата и не станет возвращаться в окоп. Конечно, может, так и стоило бы поступить, рассуждай он здраво. Ведь он попытался — и ему не удалось, — но смириться с поражением было не в характере Генри, о чем прекрасно знали многие его противники в профсоюзе.
Генри поднялся на ноги и выпрямился во весь рост — такое безрассудство, казалось, удивило людей по обе стороны траншей. Огонь был мгновенно прекращен, и с неожиданной лихостью Генри крикнул: