Шотландский узник
Шрифт:
Лучше жениться, чем волочиться, как говорят, цинично подумал он.
— Желаю вам всяческого счастья, — сказал он очень формально.
Они подошли к воротам Александры. Ночной воздух был пропитан мягкими ароматами смолы и дыма из дымоходов, далекими запахами города. Грей снова был шокирован, почувствовав сильный голод, смешанный с чувствами стыда и облегчения, что он остался жив и здоров.
Они опоздали на ужин.
— Вам принесут ужин на подносе, — сказал Грей, когда они поднимались по мраморной лестнице. — Я должен буду сообщить Хэлу, что сказал Боулз, но вам уже
— Есть или нет? — Фрейзер выглядел очень серьезным в свете фонаря, висящего перед дверью. — Вы будете говорить с Реджинальдом Твелветри?
— О, да. — мысль о неизбежном визите всплыла из глубины его сознания во время недавней беседы и не покидала его; она висела над ним, как гиря на паутинке, дамоклов меч. — Завтра.
— Я пойду с вами, — голос шотландца звучал тихо, но твердо.
Грей глубоко вздохнул и покачал головой.
— Нет. Благодарю вас… мистер Фрейзер, — сказал он и попытался улыбнуться. — Я пойду вместе с братом.
Глава 36
Teind [52]
На следующее утро братья Греи отправились исполнить свой долг перед Реджинальдом Твелветри. По возвращении они оставались такими же мрачными и молчаливыми; Грей вышел в оранжерею, Хэл, не сказав никому ни слова, убрался в свое бумажное логово.
Исполненный сочувствия к братьям Греям и братьям Твелветри, Джейми направился к своему любимому креслу в библиотеке, вынул четки и произнес несколько молитв, призывая мир в души всех участников драмы. В конце концов, иногда полезнее бывает предаться в руки Божьи, признав бессилие человеческое.
52
Жертва (гэльск.)
Он обнаружил, что прервал молитву, отвлекшись на воспоминание о братьях Греях, идущих рядом плечо к плечу. И на мысли о Реджинальде Твелветри, носившем траур по двум потерянным братьям.
Он потерял своего брата в раннем возрасте: одиннадцатилетний Вилли умер от оспы, когда Джейми было шесть. Он не часто думал о Вилли, но боль утраты всегда была с ним, как и шрамы на сердце от других потерь. Он позавидовал братской близости Греев.
Воспоминание о Вилли напомнило ему о другом Уильяме, и его сердце немного воспряло от этой мысли. Жизнь забирает у вас дорогих людей, но иногда одаряет новыми привязанностями. Айен Мюррей стал ему братом после смерти Вилли; когда-нибудь он увидит Айена снова, а пока осознание, что он существует на свете и присматривает за Лаллиброхом утешала его. А его сын…
Он обратился с молитвой к Богу — скоро он увидит Уильяма снова. Будет рядом с ним. Он сможет…
— Сэр.
Сначала он не понял, что дворецкий обращается к нему. Но Насонби настойчиво повторил:
— Сэр. — и когда он поднял глаза, увидел серебряный поднос, на котором дворецкий протягивал лист шероховатой серой бумаги, запечатанный несколькими каплями воска с оттиском большого пальца.
Он взял конверт с кивком благодарности, убрал четки и отнес письмо наверх в свою комнату. У окна он раскрыл конверт и обнаружил послание, выведенное с тщательной элегантностью, так не вяжущейся с грубым материалом.
«Sh'eamais Mac Bhrian, [53]
В нижней части страницы была проведена аккуратная линия, с несколькими квадратиками поверх нее, а под ней написано «Аллея Виверры». Один из квадратиков был отмечен крестиком.
Внезапный холод охватил его, накрыв, как снежным сугробом. Это был не просто эффектный драматический жест, как та шалость Куинна, когда он в своей записке осудил Грея, как убийцу. Простота послания, а так же тот факт, что Куинн подписал ее своим подлинным именем, сама по себе была доказательством правдивости.
53
Джеймс, сын Бриана (гэльск.)
Он уже был на полпути вниз на лестнице, когда встретил лорда Джона, идущего вверх.
— Где находится аллея Виверры? — спросил он резко. Грей моргнул, посмотрел на бумагу в руке Джейми, а затем сказал:
— В Рукери, это ирландский квартал. Я бывал там. Мне пойти с вами?
— Я… — Джейми собрался было сказать, что пойдет один, но он не знал Лондона. Если он пойдет пешком, расспрашивая по пути прохожих, это займет больше времени. А у него было твердая уверенность, что времени осталось совсем мало.
Джейми был почти в панике. Находится ли Куинн под угрозой скорого ареста? Если это так, то он не должен брать Грея с собой, но… Или, может быть, якобитские заговорщики узнали, что они преданы, и решили, что их предал Куинн? О, Боже, если так…
Но где-то в глубине его сердца раздавался неумолимый металлический звук, голос обреченности, тихий и непреклонный, как тиканье карманных часов Грея. Последние секунды жизни Куинна.
— Да, — сказал он отрывисто. — Сейчас.
Конечно, он все знал с того момента, как записка попала к нему в руки. Но тем не менее, когда он вышел из кареты в аллее Виверры и вошел в дом, с деревянным молотком на двери, он едва мог дышать. Он схватил за руку молодую неопрятную женщину с ребенком на руках и потребовал указать местонахождение Тобиаса Куинна.
— Наверху, — сказала она, возмущенная и испуганная его грубостью. — Четвертый этаж налево. Вам тоже понадобилось его «остроумие»? — крикнула она вслед Джейми, но он уже бежал вверх, стуча каблуками и оставив Грея одного разбираться с толпой любопытных и отчасти враждебных ирландцев, которых заинтересовала карета на улице.
Дверь не была заперта, и комната казалась бы мирной и спокойной, если бы не полоса крови.
Куинн лежал на кровати полностью одетый, за исключением того самого черно-розового клетчатого пальто, аккуратно сложенного в ногах. Он не стал перерезать себе горло, но аккуратно отвернул манжету и разрезал запястье, которое свисало над чашей, стоящей рядом на полу. Кровь переполнила ее и стекала по наклонному полу почти до двери, словно красный ковер, разложенный для королевских особ. И аккуратно, очень аккуратно, насколько человек способен был писать пальцем, смоченным в собственной крови, на стене было выведено слово «TEIND». Адская десятина.