Шоу должно продолжаться
Шрифт:
– Повеселее что-нибудь есть? – Спросил Андрей.
– А мне нравится «ДДТ». – Улыбнулась Кира. – Ещё есть: «Pink Floyd», Бетховен, Моцарт, «Наутилус» и Высоцкий.
Андрей был удивлён: по крайней мере, музыкальные вкусы совпадали.
– И, конечно же – «Queen».
– О, да! – Это моя любимая группа!
– Давай её!
От его внимания не укрылось, что одной рукой она всё время прикасается к его подарку, будто это талисман, придающий ей силы.
Кира поменяла кассету, и из динамиков полился чарующий голос Фредди Меркури:
Empty spaces – what are we living forAbandoned places – I guess we know the scoreOn and on, does anybody know what we are looking for…Another hero, another mindless crimeBehind the curtain, in the pantomimeHold the line, does anybody want to take it anymore [2]В номере было прохладно. Сабуров подозревал, что здание снабжено системой кондиционирования воздуха. О них заботились. Как о любимых зверьках.
2
Кира сидела напротив: волосы мокрые после душа, глаза внимательные, настороженные.
– О чём думаешь? – спросила она.
– Не о чём, а о ком. О тебе.
– Спасибо, а на самом деле?
– На самом деле – о тебе. Понимаешь, Заяц, ты разбудила во мне такие чувства, о существовании которых внутри себя я и не подозревал. Там, в глубине – сердца, души ли – не знаю, бушуют такие эмоции, о каких вряд ли писали даже поэты. Мне хочется носить тебя на руках, целовать тебя, раствориться в тебе…
– Так в чём же дело? – Тон вкрадчивый, она польщена. – Целуй на здоровье. Я тоже учусь любить вместе с тобой.
– Почему бы нам тогда не сдвинуть кровати?
Окаменела. Дневные подозрения вновь разыграли карт-бланш в душе Андрея. Уставилась в пол. Он понял, что начинает тихо «съезжать с катушек».
– В чём дело?
– Я пока… не готова к этому.
– Не достаточно ещё любишь меня?
– Нет, что ты, не в этом дело, просто… нет, не могу. Я обязательно всё тебе объясню потом, и ты поймёшь меня… Надеюсь.
– Ничего серьёзного?
– Нет.
– Точно?
– Правда!
Андрея буквально разрывало изнутри. Ощущение было такое, что его распластали на пыточном столе и теперь растягивают. Только не тело, а душу. Пришлось даже отвернуться, чтобы не выдать своих истинных эмоций.
– Извини, – сказал он, – может, я бегу впереди паровоза. – Голос едва не сорвался.
Она подошла и обняла его сзади.
– Нет-нет. Я тоже этого очень хочу. Но есть нюансы. – Андрей улыбнулся, вспомнив пошлый анекдот. Слегка отлегло. – Я даже думаю, что можно сдвинуть кровати, – продолжала она, – должна же я привыкать к тебе, к твоей близости, к запаху твоего тела…
– Но тогда я буду приставать к тебе. – Прошептал он.
– А ты сдерживай себя.
– А если я не смогу?
– А если я попрошу тебя об этом очень-очень сильно?
– Тогда сдержусь, но это же будет настоящей пыткой!
– Но ты же сильный.
– Да.
Он повернулся к ней лицом. Зарылся в волосы, нежно прижал, чувствуя прикосновения её плоти к своей сквозь ткань одежды, и её влажные губы, целующие его шею.
– Я не представляю, как жил без тебя.
– А я – без тебя.
– Потанцуем?
– Пожалуй.
Темнота обнимала европейский континент, точно страстная любовница. Она не стыдилась своей наготы, несмотря на то, что каждый раз слетала непорочной. Глазами звёзд она признавалась земле в любви, вечной, как и сама темнота, которой не нужна вообще никакая скорость, чтобы передвигаться, и не нужно ничего, чтобы быть. Лобзания её, особенно сейчас – летом, были тёплыми, проникающими ко всему живому и наполняющими его своей чувственностью, смешанной с целомудрием.
Андрей лежал на траве возле здания, отдавая своё пропотевшее тело во власть этой ночи. Он так и не смог заснуть, – это было немыслимо. Лежать рядом со своей желанной, и не мочь прикоснуться к ней – не просто мучение, а изощрённая пытка. Только он смеживал веки, как в его воображении разыгрывались картины настолько жаркой страсти, что от самого себя становилось не по себе. Всё его естество изнывало. Пальцы просились прикоснуться к бархатистой коже девушки, лежащей рядом. Губы мечтали слиться с её губами, а потом обследовать её всю. Но вот она лежит рядом неприступной скалой, и он не может приласкать её. Потому, что обещал.
Наконец он не выдержал и встал. Просторные трусы просительно топорщились. Пришлось выйти на балкончик, но даже ночная прохлада не в силах была охладить его пыл. Тогда он перемахнул через перила и принялся отжиматься в бешеном ритме, усмиряя плоть. И вот теперь отдыхал, лёжа на спине, и вопрошал звёзды, когда же окончатся его страдания.
Звёзды оставались немы. Либо он просто не смог понять их ответа.
Спустя ещё минуту оказалось, что минувший день не собирался заканчиваться без встрясок.
Во второй раз раздался крик.
Крик был чуть менее диким, чем утром, но без сомнений принадлежал тому же человеку. Из положения лёжа Андрей прыгнул на ноги. Сердце его оборвалось. Он перемахнул перила в обратном направлении, и снова оказался на балкончике. Но не успел он добежать до соседнего с ними номера, как стеклянная дверь распахнулась, и из неё, словно ошпаренная, выскочила Лиля. (Даже в темноте её было не сложно узнать по причёске, которая в этот момент, вообще стояла дыбом.)