Шоу должно продолжаться
Шрифт:
– Не придёт. Но отсюда мы действительно двинем. Люблю природу.
– А твой-то что?
– Бревно бревном. А твоя?
– Кайф словила и храпит.
Оба рассмеялись, но тут же зажали рты руками. Сплетя пальцы, они отправились в сторонку от здания. Там – в траве – Люба доказала, что у неё гораздо больше общего с кошкой, чем с мартышкой. А Саша доказал, что он не бревно, а скорее машина для удовлетворения, способная довести до полного изнеможения не одну женщину. Через пару часов Люба даже не чувствовала траву, на которой лежала. Она витала где-то в краях вящего наслаждения. Саша, как ни в чём не бывало, сел и закурил.
– Ты классная.
– Ты тоже.
– Но Риту я не брошу.
– Как знаешь.
– И тебя не брошу.
– Наверное, я рада.
– Мне нужно разнообразие. – Саша выбросил окурок и улёгся прямо на траву, обняв Любу. Та отвечала ему тем же. Она покрыла его потное после любви тело поцелуями. Ночной ветерок ещё не успел остудить их.
– Я тоже люблю разнообразие. (Она сказала: «гажнообгажие», поскольку рот уже был занят.)
В блаженстве Саша откинулся на спину и принялся всматриваться в созвездия, которые никогда не знал по названиям. Они отвечали ему тем же.
Две лесбияночки в ту же ночь лежали на кровати, сбросив одеяла на пол. Таня и Аня, обнявшись, смотрели друг другу в глаза.
– Я всегда буду с тобой. – Говорила Аня.
– И я всегда буду с тобой.
– Я никогда не променяю тебя на какого-нибудь кобеля.
– И я никогда не променяю тебя ни на какого кобеля.
– Мы будем вместе.
– Да, мы будем вместе. – Соглашалась с ней Таня.
– До самой старости.
– До самой старости.
– Я очень люблю тебя.
– И я очень люблю тебя.
– Поцелуй меня.
Они приникли друг к другу губами. Принялись поглаживать друг дружку.
– Ты знаешь, – сказала Таня, – никогда не думала, что мне будет так хорошо с девчонкой. И ещё, что настоящую любовь я обрету не с парнем, а… а с тобой.
Жаркий ответ губ.
– Я сделаю для тебя, что угодно.
– И я.
– Нет, я всё же предполагала, что с этими сволочами-парнями у меня ничего не получится, – продолжала Таня, – а за тебя я готова умереть.
– И я. – Отозвалась Аня.
– Или вместо тебя.
– Да.
Девчушки не чувствовали на себе пристального взгляда камер, поэтому о соблюдении каких-либо приличий особо не заботились.
Примерно то же происходило и в других номерах. «Из тринадцати сложившихся в ходе шоу пар осталось лишь одиннадцать, в том числе и две нетрадиционные. Зато эти уже по прошествии двух дней клялись друг другу в вечной верности. Что это? – Комплекс неполноценности? невротическая привязка? Почему мы, едва узнав человека, не подозревая о множестве сторон его натуры, обещаем ему любовь до гроба, хотя зачастую понятия не имеем, что это такое? Обычная симпатия, физическая совместимость пытается выдать себя за нечто большее. Многие из нас уже после второго свидания решают связать с человеком свою жизнь. Блаженны те, кто не принимает скоропалительных решений в отношении близости. А может быть, мы просто хотим любыми путями навязать себя другому?
Человек, которому мы дарим себя, обычно принимает нашу «жертву», и делает ответный жест. Всё это просто прекрасно.
На первый взгляд.
Но потом начинается жизнь. И жизнь эта открывает двум влюблённым (как они друг друга называют) подчас такие аспекты, которые приводят к пониманию того, что не любовь их связала, а попытка преодолеть одиночество путём удовлетворения физического влечения, или нечто подобное. Существуют различные причины. Но духовное одиночество остаётся. Если ты не находишь в партнёре своего продолжения, то лучшим вариантом будет: не мучить ни себя, ни его. Двое должны стать суть одно.
Вот интересно: если бы Ромео с Джульеттой запихнуть в современную малогабаритку на окраине Москвы и заставить их прожить на два МРОТ в месяц, то долго ли продержались бы их чувства?
Если ты говоришь человеку, что любишь его, – не значит ли это, что ты готов принять его таким, какой он есть? Делить с ним все тяготы и радости жизни, и, наконец, не предавать? Предать человека, которому ты клялся в любви, равносильно предательству матери, которая, не требуя ничего взамен, подарила тебе эту жизнь…»
Тем временем буквы на экране компьютера продолжали и продолжали появляться.
– Входите. – Сказал Дмитрий, бросая блокнот на кровать, и понимая, что в это утро он уже ничего не напишет.
– Здравствуй. – В дверь вошла плотная девушка. За столом она сидела напротив поэта и два дня кряду безуспешно строила ему глазки.
– Привет, Лена.
Задорные чёртики запрыгали в её глазах.
– А ты, оказывается, знаешь, как меня зовут.
Дмитрий отличался неплохой памятью на лица, имена и номера телефонов, а вот с датами было не в пример сложнее.
– Я тут почти всех знаю.
– Но ни с кем не общаешься, за редким исключением.
– У меня затворническая натура.
– Приобретённое?
– В каком-то смысле.
Молодой человек невольно отметил, что насколько его предыдущая посетительница была красива, настолько эта была обаятельна. Таких девчонок в компаниях порой называют: «свой парень».
– Вам что, тоже стихи почитать? – Поинтересовался он.
– А ты стихи пишешь? – Я и не знала! Но нет, я просто так зашла. Подумала: а вдруг тебе одиноко?
– Человек рождается одиноким и умирает одиноким, всё остальное время он всячески обманывает себя, что это не так. Не помню, кто сказал.
– Упадническая философия. – Фыркнула девушка.
– Возможно. Во всяком случае, она помогает не разочаровываться в людях.
– Это, каким же образом?
– А я в них не очаровываюсь.
– Да Вы, батенька, пессимист.
– Грешен, грешен. Но не раскаиваюсь.
– Может, ты не любил ещё?
Дмитрий смотрел в окно на набирающий силу день. Не смотря на замкнутость своей натуры, он не любил лгать собеседникам, и на вопросы, поставленные ребром, отвечал прямо. Но при этом вопросе он почувствовал растерянность.